Артист лопаты

Здесь голодали не все - а почему это так, я не узнал никогда. Когда стало теплей, к весне, начинались белые ночи, и в лагерной столовой начались страшные игры "на живца". На пустой стол клали пайку хлеба, потом прятались в угол и ждали, пока голодная жертва, доходяга какой-нибудь, подойдет, завороженный хлебом, и дотронется, схватит эту пайку. Тогда все бросались из угла, из темноты, из засады, и начинались смертные побои вора, живого скелета - новое развлечение, которого я нигде, кроме "Джелгалы", не встречал. Организатором этих развлечений был доктор Кривицкий, старый революционер, бывший заместитель наркома оборонной промышленности. Вкупе с журналистом из "Известий" Заславским, Кривицкий был главным организатором этих кровавых "живцов", этих страшных приманок.

У меня был шарф, бумажный, конечно, но вязаный, настоящий шарф. Фельдшер в больнице мне подарил, когда меня выписывали. Когда этап наш сгрузили на прииске "Джелгала", передо мной возникло серое безулыбчатое лицо с глубоко засеченными, северными морщинами, с пятнами старых обморожений.

- Сменяем!

- Нет.

- Продай!

- Нет.

Все местные - а их сбежалось к нашей машине десятка два - глядели на меня с удивлением, поражаясь моей опрометчивости, глупости, гордости.

- Это - староста, лагстароста,- подсказал мне кто-то, но я покачал головой.

На безулыбчатом лице двинулись вверх брови. Староста кивнул кому-то, показывая на меня.

Но на разбой, на грабеж в этой зоне не решались. Куда было проще другое - и я знал, какое это будет другое. Я завязал шарф узлом вокруг своей шеи и не снимал более никогда - ни в бане, ни ночью, никогда.

Шарф легко было бы сохранить, но мешали вши. Вшей было в шарфе столько, что шарф шевелился, когда я, чтобы отряхнуть от вшей, снимал шарф на минуту и укладывал на стол у лампы.

Недели две боролся я с тенями воров, уверяя себя, что это - тени, а не воры. За две недели единственно я, повесив шарф на нары прямо перед собой, повернулся, чтоб налить кружку воды,- и шарф сейчас же исчез, схваченный опытной воровской рукой. Я так устал бороться за этот шарф, такого напряжения сил требовала эта надвигавшаяся кража, о которой я знал, которую я чувствовал, почти видел,- я обрадовался даже, что мне нечего хранить. И впервые после приезда на "Джелгалу" я заснул

крепко и видел хороший сон. А может быть, потому, что тысячи вшей исчезли и тело сразу почувствовало облегчение.

Исай Рабинович с сочувствием следил за моей героической борьбой. Разумеется, он не помогал мне сохранить мой вшивый шарф - в лагере каждый за себя,- да я и не ждал помощи.

Но Исай Рабинович работал несколько дней в хозчасти - сунул мне обеденный талон, утешая меня в моей потере. И я поблагодарил Рабиновича.

После работы все сразу ложатся, подстилая под себя свою грязную рабочую одежду.

Исай Рабинович сказал:

- Я хочу посоветоваться с вами по одному вопросу. Не лагерному.

- О генерале де Голле?

- Нет, да вы не смейтесь. Я получил важное письмо. То есть это для меня оно важное.

Я прогнал набегающий сон напряжением всего тела, встряхнулся и стал слушать.

- Я уже говорил вам, что моя дочь и жена в Москве. Их не трогали. Дочь моя хочет выйти замуж. Я получил от нее письмо. И от ее жениха - вот, - и Рабинович вынул из-под подушки связку писем - пачку красивых листков, написанных четким и быстрым почерком. Я вгляделся - буквы были не русские, латинские.

- Москва разрешила переслать эти письма мне. Вы знаете английский?

- Я? Английский? Нет.

- Это по-английски. Это от жениха. Он просит разрешения на брак с моей дочерью. Он пишет: мои родители уже дали согласие, осталось только согласие родителей моей будущей жены. Я прошу вас, мой дорогой отец... А вот письмо дочери. Папа, мой муж, морской атташе Соединенных Штатов Америки, капитан первого ранга Толли, просит твоего разрешения на наш брак. Папа, отвечай скорее.

- Что за бред? - сказал я.

- Никакой это не бред, а письмо капитана Толли ко мне. И письмо моей дочери. И письмо жены.

Рабинович медленно нашарил вошь за пазухой, вытащил и раздавил на нарах.

- Ваша дочь просит разрешения на брак?

- Да.

- Жених вашей дочери, морской атташе Соединенных Штатов, капитан первого ранга Толли, просит разрешения на брак с вашей дочерью?

- Да.

- Так бегите к начальнику и подавайте заявление, чтобы разрешили отправить экстренное письмо.

- Но я не хочу давать разрешение на брак. Вот об этом я и хочу посоветоваться с вами.

Я был ошеломлен просто этими письмами, этими рассказами, этим поступком.

- Если я соглашусь на брак - я ее никогда больше не увижу. Она уедет с капитаном Толли.

- Слушайте, Исай Давыдович. Вам скоро семьдесят лет. Я считаю вас разумным человеком.

- Это просто чувство, я еще не раздумывал над этим. Ответ я пошлю завтра. Пора спать.

- Давайте лучше отпразднуем это событие завтра. Съедим кашу раньше супа. А суп - после каши. Еще можно пожарить хлеба. Подсушить сухари. Сварить хлеб в воде. А, Исай Давыдович?

Даже землетрясение не удержало бы меня от сна, от сна-забытья. Я закрыл глаза и забыл про капитана Толли.