Артюр Рембо

Здесь мы имеем возможность оценить нетвердость Рембо. Всего месяц назад он заявлял Изамбару, что ни за что не будет работать, а теперь настойчиво просит совета, как найти работу за 15 су в день. И откуда взялась эта наивность Артюра, воображающего, что оплачиваемая работа оставит ему «свободное время» для сочинения стихов? Как бы то ни было, оказывается, по части своей поэтической карьеры Рембо больше на Демени не рассчитывает.

Куда ни кинь, всюду клин.

В один прекрасный день, когда Рембо в очередной раз плакался в жилетку отцу Бретаню, что его никто не понимает, тот удостоил его тем, что вынул свою трубку изо рта и рассказал, что, когда работал в Фампу, под Аррасом, близко познакомился с поэтом Полем Верленом, и он, может быть…

— Что, если я пошлю ему свои стихи? спросил Рембо, поняв с полуслова.

А когда Бретань добавил, что ему не составит труда присовокупить к его стихам рекомендательную записку, Артюр одним прыжком оказался на улице, как будто был узником и перед ним вдруг распахнули дверь его камеры. Отыскав Делаэ, Рембо тотчас потащил его в кафе Дютерма и усадил переписывать свои стихотворения (довольно изрядную часть):

— Это для Верлена!

И пока друг старательно переписывал «Завороженных», «Приседания», «Таможенников», «Украденное сердце», «Сидящих», Рембо убористым почерком писал длинное письмо на плотной желтоватой бумаге. Он выбрал эту дешевую бумагу специально, чтобы не платить слишком много за отправку письма по почте. Рембо писал о своем идеале, своем негодовании, своих восторгах, своей нужде, не без лести и настойчивости умоляя адресата не отталкивать доверчиво протянутую руку. Письмо, стихи, записка Бретаня — все это отнесли на почту и отправили по адресу издателя Лемерра, Париж, улица Шуасёль, 47, «для г-на Верлена».

Верлен говорил, что это письмо (оно, к сожалению, утеряно) изобиловало какими-то странными сведениями и любопытными выражениями вроде «мелкие пакости» или «менее надоедлив, чем Занетто»[71]. Автор письма намеревался приехать в Париж писать стихи, так как не Мог работать в душной обстановке своего провинциального города. Кроме того, у него не было средств к существованию: его мать, чрезвычайно набожная женщина, давала ему лишь 10 сантимов по воскресеньям, чтобы заплатить за место в церкви.

Отправив письмо, Рембо уже на следующий день, страшно нервничая, стучал в дверь к Бретаню. Ответа, конечно же, еще не было.

— Потерпите немного, — сказал его флегматичный Друг.

Но Артюр, не удержавшись, отправил Верлену второе письмо, еще более настойчивое. Вместе с письмом он послал еще три стихотворения: «Мои возлюбленные малютки», «Париж заселяется вновь» и «Первое причастие».

В течение нескольких дней Рембо жил в состоянии лихорадочного возбуждения, или, лучше сказать, не жил вовсе. У него был шанс оказаться в Париже, и к тому же ему не нужна будет никакая рабская работа за 15 су в день. Двойная удача! Но по приезде в Париж Артюр должен был иметь возможность показать стихи безупречного качества. Как раз в это время ему попалось одно стихотворение на довольно своеобразный сюжет, написанное Леоном Дьерксом и опубликованное в «Современном Парнасе». Его сочинение называлось «Одинокий старик» и рассказывало о некоем призрачном корабле, дрейфующем в океанах и приводящем в ужас экипажи других кораблей. Рембо сочинил стихи о другом «одиноком старике» — о себе, предварительно украсив стихотворение яркими фрагментами из «Тружеников моря» Гюго, «20 000 лье под водой» Жюля Верна и, возможно, из «Иллюстрированного журнала» своего детства. Впрочем, лишь благодаря своему гению он написал эти прекрасные стихи, которые предстают перед нами подобно симфонии, стремительно летящей через зеленоватые морские глубины к девственным просторам межзвездного Эфира, чтобы в конце снова низвергнуться в пучину горького отчаяния. Какое точное отражение собственной судьбы! Можно было бы предположить, что близкий успех вдохновит его на что-то вроде гимна: сначала он пропел бы о тьме, из которой произошел на свет, затем — о рассвете, осиявшем начало его пути, и закончил бы грандиозным апофеозом себе — триумфатору. Но мы видим нечто совершенно противоположное. Старый корабль, сбитый с пути фантастическими видениями, отчаянно призывает свою погибель:

Пусть мой взорвется киль! Пусть погружусь я в море!

[72]

Этот «Пьяный корабль», который должен был стать началом нового Рембо, предвестником других гениальных стихов, по сути являлся уже его лебединой песней.

Считается, что у Рембо были и другие источники вдохновения при создании этого шедевра: Старая мельница, возле которой стихотворение и было написано, Маас, омывающий набережную Мадлен, где в то время стоял кожевенный завод, окрашивавший воды реки в непонятный цвет. («Его мечтой, — пишет Делаэ, — было побарахтаться в мокром песке, среди диких растений и валявшихся там осколков разбитой посуды».)

Наконец, на четвертый или пятый день Бретаню принесли долгожданный ответ Верлена.