Артюр Рембо

Я имею честь послать Вам письмо некоего г-на Рембо[115], который просит помочь ему разыскать своего сына Артюра, покинувшего отчий дом вместе с (зачеркнуто: молодым человеком) по имени Поль Верлен.

Из собранных материалов следует, что (зачеркнуто: молодой) Верлен живет в гостинице «Льежская провинция» на улице Брабант в Сент Жостен-Нооде[116]. Что же касается г-на Рембо, то о нем до сих пор ничего не известно (зачеркнуто: Местопребывание Рембо пока неизвестно, однако можно полагать, что он живет со своим другом).

Этот документ свидетельствует о том, что если бы безвестный полицейский не перепутал «Льежский Гранд-Отель» с гостиницей «Льежская провинция», случилось бы непоправимое: Рембо вернули бы к матери, а Верлена, может быть, обвинили в совращении несовершеннолетнего. Но боги хранили друзей. Они как будто почуяли опасность и уехали из Брюсселя, чтобы посмотреть все королевство. Как образцовые туристы, они побывали в Мехелене, Генте, Брюгге, правда, их не очень интересовали старые камни, дома эшевенов[117], рынки, соборы, церкви и бегинажи[118].

7 сентября 1872 года, в субботу, в Остенде они впервые увидели море. Они были восхищены. Море всегда было для них символом истинной свободы. Естественно, они сразу сели на пароход до Дувра. Рембо испытал настоящее потрясение, шок. В стихотворении «Морской пейзаж», написанном на борту парохода, он — деревенщина! — сравнивает судно с плугом, который вспахивает водную поверхность, поднимая с каждой стороны проложенной борозды волны пены:

Из серебра и меди колесницы —
Стальные корабельные носы —
Взбивают пену, —
Прибрежные кусты качают.
Потоки ланд,
Гигантские промоины отлива,
Кругообразно тянутся к востоку,
К стволам лесной опушки,
К опорам дамб,
В чьи крепкие подкосы бьет круговертью свет

[119].

Во время путешествия, длившегося около восьми часов, их, по словам Верлена, «немного покачивало», но, как оказалось, качку оба переносили нормально. В воскресенье на рассвете они увидели залитый солнцем Дувр. К несчастью, все рюмочные и рестораны были закрыты. С большим трудом им удалось заказать в каком-то кафе вареные яйца и чай.

Потом они отправились в Лондон. Полная перемена обстановки, изумление, восторг: Темза, этот «громадный поток грязи» (Верлен), огромные мосты на кроваво-красных опорах, «невероятные» доки, улицы, бурлящие лихорадочной деятельностью, зеленые невозделанные пространства, «вавилонские» строения рядом с домами в неоготическом стиле, фабрики, дымящие трубы, бедные кварталы — от всего этого голова шла кругом. По сравнению с буржуазным, закованным в предрассудки Парижем Лондон представился им настоящей столицей мира, современной, потрясающей.

Прежде всего двум друзьям надо было заняться самыми неотложными делами: в гостинице им останавливаться было нельзя, и поэтому Верлен, знавший адреса нескольких эмигрировавших коммунаров, своих друзей, поспешил воспользоваться их услугами. Так, например, Вермерш, верный соратник группы «Ганнетон», который собирался жениться, уступил им свою комнату в доме 34 по Хоуленд-стрит. Феликс Регаме, художник и карикатурист, принял их 10 сентября в своей мастерской на Ленгам-стрит. От этой встречи — а также от тех, которые последовали в октябре, — остались ценные памятные вещи: портрет Верлена с сократическим черепом, набросок, где он же гуляет с Рембо по одной из улиц Лондона, а на них недоверчиво глядит полисмен… Представляя эти документы в книге «Верлен в картинках» (Paris, Floury, 1896), Регаме пишет: «Мы очень мило проводим время. Но он (Верлен) не один. С ним его немой друг. Это Рембо».

Рембо же ко всей этой затее отнесся несерьезно и заснул в цилиндре на стуле в углу мастерской — таким его и изобразил Регаме. Верлен, в свою очередь, взял карандаш и набросал веселую сцену: на террасе Академии Абсента на улице Сен-Жак продавщица цветов пытается обольстить Ка-риа. Он ей показывает, крутя пальцем у виска, на ангелочка Рембо, который возлагает на его голову венец, в то время как слева двое парнасцев (Леконт де Лиль, Катулл Мендес) как будто замышляют черную месть.