Артхив. Истории искусства. Просто о сложном, интересно о скучном. Рассказываем об искусстве, как никто другой

Однажды в мастерскую зашел «молоденький офицер», желавший купить картину, о которой от кого-то слышал. «Ведь вы все равно не купите – она дорогая», – улыбнулся Куинджи, и назначил цену «тысяч в пять». «Молоденький офицер» оказался великим князем Константином Константиновичем, картину он, разумеется, купил. Эта история тотчас попала в газеты, и ажиотаж поднялся еще до открытия выставки в Обществе поощрения художеств.

Впрочем, сенсацией выставка стала не за счет созданных Куинджи прецедентов, а благодаря собственно картине. «Лунная ночь на Днепре» стала вехой в пейзажной живописи – такой, как «Война и мир» в литературе или, например, «Гражданин Кейн» в кинематографе. Она как бы разделила жанр на «до «Лунной ночи» Куинджи» и «после нее». Казалось бы, незатейливый украинский пейзаж задышал у Куинджи гоголевской мистикой. Оглушительная тишина малороссийской ночи, ощущение тайны, волшебства, первобытной природной силы – все это производило гипнотический эффект. В то время как искушенная публика говорила о «нисходящей градации света» и «гармонии лиризма и декоративности», зрителя попроще интересовала «обратная сторона Луны». Многие пытались заглянуть за раму, в надежде обнаружить там электрическую лампочку – настолько достоверной получилась у Куинджи луна.

Приятель Куинджи – Иван Крамской – уже в те дни высказывал опасения: «Меня занимает следующая мысль: долговечна ли та комбинация красок, которую открыл художник? Быть может, Куинджи соединял вместе (зная или не зная – все равно) такие краски, которые находятся в природном антагонизме между собой и по истечении известного времени или потухнут или изменятся и разложатся до того, что потомки будут пожимать плечами в недоумении: отчего приходили в восторг добродушные зрители?» А после того как владевший картиной великий князь Константин Константинович взял ее с собой в кругосветное плавание, опасения усилились.

Влажный морской воздух и время сделали свое дело. Краски померкли, и «Лунная ночь на Днепре» уже не производит столь могучего впечатления, что в 1880 году. Но даже сегодня некоторые посетители Русского музея не могут устоять перед соблазном. И, улучив момент, когда никто не смотрит, заглядывают за раму.

Тайна цвета Куинджи

Многие художники теряли покой, пытаясь повторить палитру Куинджи, достичь той достоверности, с которой Куинджи рисовал тени и свет. Говоря о картине «Украинская ночь», Крамской писал в письме Репину: «Я – совершенный дурак перед этой картиной. Я вижу, что самый свет на белой избе так верен, так верен, что моему глазу так же утомительно смотреть на него, как на живую действительность: через пять минут у меня глазу больно, я отворачиваюсь, закрываю глаза и не хочу больше смотреть».

Между тем секрет «куинджевских красок» был проще, чем казался. Однажды Куинджи (преподававший в то время в Академии художеств) пригласил в класс своего приятеля – Дмитрия Менделеева. И тот принес прибор, позволяющий оценить чувствительность глаза к цветовым оттенкам. Куинджи сильно опередил по этому показателю своих молодых студентов. Он видел иначе. Не в плане творческой позиции, а в самом буквальном физиологическом смысле.

«Я – человек и потому все могу понять!»

В молодости Архип Куинджи был страшно упрям. Не пасовал ни перед чем. Всюду видел вызов. Был готов прошибать стены лбом. Касалось это не только творчества. Однажды, оказавшись на катке, он натянул коньки (которые видел впервые в жизни), вскарабкался на гору, скатился вниз кубарем и, конечно, сильно расшибся. Но тотчас встал на ноги и принялся карабкаться обратно. В другой раз Куинджи зашел к Крамскому и, застав его сыновей за уроком математики, потребовал, чтобы репетитор объяснил и ему. «Оставьте, Архип Иванович, все равно не поймете!» – возражал Крамской. Но Куинджи, ни разу не видевший ни одного уравнения, не унимался: «Позвольте! Я – человек и потому все могу понять!» Просидел всю ночь и к утру все же решил.

Или был такой случай. В деревне Дубки, куда питерские пейзажисты часто ездили на этюды, кто-то указал на огромную сосну, заметив, что на такую было бы решительно невозможно взобраться. «Что? Нельзя?» – оживился Куинджи и через несколько минут уже сидел на самой верхушке. «Упадешь, слезай», – кричали ему снизу. «Нет, – отвечал Архип Иванович. – Здесь хорошо. Питер видно».

Бёрдмен

К 1890 году Куинджи разбогател. Причем основным источником богатства стали не картины (они продавались, и продавались неплохо), а довольно рискованные операции с недвижимостью. Архип Куинджи купил, а затем выгодно перепродал несколько доходных домов на Васильевском острове. Кроме того, за 30 тысяч он приобрел в Крыму участок земли, который уже в начале XX века оценивался в миллион.