Артуа.Звезда Горна

Коллайн вяло открыл рот, намереваясь отразить мой выпад, затем махнул рукой и снова углубился в свою хандру. Через некоторое время он осознал, что застрелиться можно только из огнестрельного оружия, к которому он питал непреодолимую слабость и попытался выяснить подробности. Как же, стану я лишать его такого сюрприза, хотя у меня заготовлен и еще один, нисколько не хуже. Да чего там не хуже, когда он узнает о нем, и о пистолетах забудет.

Как-то он признался мне, что у него две мечты, из которых одна уже исполнилась. Я не успокоился, пока не узнал и о второй. Теперь лежит она у меня в кабинете, в письменном столе и дожидается своего часа.

Промучив его еще с четверть часа, я решительно заявил, что подарок все же дождется своего часа, и с его стороны совершено неблагородно пытаться выведать у меня подробности.

В ответ я услышал, что во всей Империи не найдется более беспринципного человека, которому доставляет истинное удовольствие издеваться над самыми близкими ему людьми. Мой конь мне более близок, хотя и не является человеком и это единственный его недостаток, парировал я.

В таком случае нет ничего удивительного, что именно это животное на моем гербе, услышал я от Коллайна, забывшего о своей меланхолии. Пока я готовил достойный ответ, в дверях показался слуга, пригласивший к ужину. Ну вот, теперь еще пару рюмок бренди в качестве антидепрессанта и больной окончательно поправится. Так оно и случилось.

Отмечать это знаменательное событие мы выехали на пленэр. Буквально в паре лиг от столицы имелось живописнейшее озеро, знакомое мне еще по прогулкам с Дианой. Вспомнив о леди Диане, я не почувствовал ничего, а ведь в то время мне казалось что люблю ее и люблю очень сильно.

Теперь же с улыбкой вспоминал подобности наших встреч, как она смеялась, услышав впервые слово пикник. Что ее веселило, я так и не выяснил, и в староимперском такого слова нет, Анри долго морщил лоб вспоминая, но не нашел ничего даже немного созвучного.

На берегу озера, так и просившегося на кисть живописца, весело переговариваясь, гуляли пары, белели купола шатров, раскинутых на том случай, если солнышко, весело светившееся на безоблачном небе, начнет кому-то докучать.

Играла музыка, и среди музыкантов выделялся скрипач Эрариа. Тот самый, из императорского оркестра, что был с нелепой бороденкой на самом кончике подбородка. Правда бороды у него уже не было, и лишился он в ее результате одного нашего разговора.

Встретились мы с ним абсолютно случайно, на городской площади, когда он проходил мимо, явно куда-то спеша. Я окликнул его, мы разговорились, и мне пришла в голову мысль пригласить Эрариа в гости, чтобы продемонстрировать новую скрипку, недавно приобретенную мной.

Скрипка была несколько больших размеров, чем обычные и обладала удивительным звуком, таким, какого мне никогда раньше и слышать то не приходилась. От инструмента Эрариа пришел в восторг.

Они стоили друг друга, эта скрипка и его талант музыканта. Мы оба понимали, что мое умение играть совсем не стоит этого замечательного инструмента, но и расставаться с таким сокровищем совсем не хотелось. Все еще сомневаясь, я пригласил его почаще заходить в мой дом и играть на ней, сколько ему вздумается. Тяжело вздохнув, юноша принял приглашение, не выпуская скрипку из рук и лаская ее длинными гибкими пальцами музыканта.

Всем он мне нравился, но эта растительность на его подбородке… Наконец, не выдержав, я поинтересовался, во сколько мне встанет, чтобы он ее сбрил. Эрариа рассмеялся и заявил, что таких денег у меня нет, но если я сумею удивить его, то он сбреет ее тут же, причем совершенно бесплатно.

Ну что ж, почему бы и нет, подумал я, беря в руки гитару.

Взяв пару рифов, я заиграл длинный протяжный блюз. Затем, прервав мелодию на середине, начал исполнять тяжелый рок с безумным гитарным соло. Не успокоившись на этом и вновь не доиграв композицию, перешел на очень популярную в моем мире балладу, но прервал и ее, перейдя к следующему номеру своего попурри, исполнив любимый романс, не утруждая себя переводом.

Эрариа сидел потрясенный, естественно, что не техникой моего исполнения, но и я добивался совсем не этого. Просто мне хотелось показать ему, насколько разнообразной может быть музыка. Вот так-то, дорогой друг, и это далеко не все, что имеет право на существование.

Какое-то время Эрариа сидел без движения, затем, решительно поднявшись на ноги, попросил бритву. Я дал ему стилет и указал на зеркало, висевшее прямо за его спиной.

Когда мы прощались, тяжело вздохнув про себя, хотя уже и примирился с потерей, я протянул Эрариа скрипку. Бессовестно держать ее у себя только потому, что второй такой могу уже и не найти. Он даже вздрогнул, когда понял, о чем идет речь.

— Возьми ее и давай скорее прощаться, пока я не передумал — вот и все, что мне удалось вымолвить.

Музыкант, часто кланяясь, пятился до самых дверей, обнимая скрипку так, как далеко не все могут обнять и любимую женщину. По крайней мере, я заставил сбрить его эту ужасную пародию на мужскую бороду, вот и все, чем я смог себя утешить…