Ягода в письме к Сталину, проявившему интерес к этому делу, попытался заступиться за Маковского, отмечая, что в период его деятельности не произошло провалов, хотя случались некоторые нарушения конспирации. Ягода направил свое письмо 3 февраля, а 7 февраля Сталину по этому же вопросу пишет записку Ежов. Проявляя политическую бдительность, он фактически плетет интригу против Ягоды, неоднократно повторяя: «тов. Ягода не сообщает» — и пытаясь внушить Сталину, что Маковский имел связи с польской разведкой. Понимая полную бездоказательность своих утверждений, он заявляет о «нецелесообразности ведения следствия в Особом отделе Главного управления государственной безопасности, где работал Ю. Маковский и где у него есть друзья». Нужно отдать должное личному мужеству Ю. Маковского, который в течение полутора лет отрицал все выдвинутые против него обвинения.
Ежов, заместивший в сентябре 1936 года Ягоду на посту наркома внутренних дел, резко усилил кампанию борьбы с польским шпионажем. В ноябре-декабре 1936 года были арестованы еще один бывший резидент советской разведки в Польше В. Илинич и бывший заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР И. И. Сосновский.
Роль И. И. Сосновского в операции «Трест» уже известна читателю. Это был не рядовой чекист. Однако не все было безоблачно у него. Появились и мрачные тучи.
Начальник Особого отдела Западного фронта Филипп Демьянович Медведь (он был начальником Ленинградского управления НКВД. Стал известным в связи с убийством Кирова) написал письмо лично Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Медведь сообщал свое мнение о деятельности небольшой группы чекистов, проводивших по заданию Центра операцию в тыловой зоне Западного фронта.
«…От товарищей, приезжавших из Москвы, — писал Медведь, — узнаю, что непосредственным помощником товарища Артузова является Добржинский… что Витковский — начальник спецотделения. Я знаю, что тов. Артузов им безгранично верит, что хорошо для частных личных отношений, но когда их посвящают во все тайны работы, когда они работают в самом центре 00 ВЧК, то это может иметь самые плохие последствия для нас…».
Не вполне доверял Добржинскому и особоуполномоченный Особого отдела ВЧК Роман Александрович Пилляр, участвовавший в следствии по его делу. Сомнения оставались и у Артузова[47]
.Поручик Игнатий Игнатьевич Добржинский — это уже известный читателю Сосновский. Он выдвинулся в число наиболее опытных, авторитетных чекистов. Успешно шел по службе. Награждался. Но обстановка менялась, наступали мрачные времена массовых репрессий. Прошлое воспринималось уже по-другому, зловещей тенью легло оно и на службу Сосновского. Первыми вспомнили о событиях 16-летней давности некоторые сотрудники польской секции Коминтерна. Работники ИККИ обратились в НКВЛ СССР и высказали «мнение», что по ложному следу чекистов направляет не кто иной, как Сосновский — умело замаскировавшийся агент Пилсудского, пробравшийся в органы госбезопасности для исполнения разведзаданий.
Этому заявлению дали ход, тем более что отдельные из уже арестованных к тому времени польских коммунистов на допросах указали якобы на причастность Игнатия Игнатьевича к шпионской работе против СССР.
В тайной работе на поляков Сосновского обвиняли ответственный работник ОГПУ Евдокимов и нарком внутренних дел УССР В. А. Балицкий. И это еще не все. Криминал состоял еще и в том, что Сосновский будто бы являлся деятельным участником якобы существовавшего в органах НКВД заговора, возглавляемого Г. Ягодой. Так Сосновский окончательно превратился во врага, шпиона.
В процессе следствия к арестованным применялись методы физического воздействия, и они сознались, что принадлежали к ПОВ и выполняли задания разведорганов Польши. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года и Сталин, и Ежов, сообщая о разоблачении работников Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, оказавшихся якобы польскими шпионами, назвали Маковского и Илинича.
Позже сотрудники Коминтерна и НКВД под пытками назовут сотни других поляков — «соучастников шпионской деятельности».
Артузова нагло обманул Фриновский, показав ему сфальсифицированные, выбитые показания его соратников. У Артура Христиановича появились сомнения в порядочности Сосновского. Он считал себя виноватым в польских делах. Об этом он написал Ежову.
Дорогой Николай Иванович!
Вчера мне не удалось получить второй раз слово, чтобы ответить тов. Слуцкому. Сейчас только мне стало ясно, как он, этот самый ловкий и умный из вчерашних генералов т. Ягоды и самый первый, кто прямо намекнул на политическую нечестность своего вчерашнего бога, тонко подал мои ошибки.