Артузов, конечно, чувствовал себя если не оскорбленным, то обиженным, если не обиженным, то по меньшей мере непонятым. Он не мог понять, почему при назначении в Разведупр беседе с ним отвели шесть часов, а когда снимали, то не дали возможности даже отчитаться за проделанную работу.
С Ворошиловым объясняться бесполезно, хотя Артузов мог бы попытаться это сделать: у него по чьему-то недосмотру при уходе из Разведупра не отобрали постоянный пропуск в Наркомат обороны СССР.
В общем, казалось бы, в родных стенах Лубянки Артур Христианович почувствовал себя неуютно.
Артур Христианович решил написать письмо Сталину как своего рода отчет о проделанной в Разведупре работе. Сталин его туда посылал, значит, он должен быть информирован о том, как выполнены его задания.
Письмо Артузов написал за несколько дней (оно заняло около двадцати страниц), 17 января 1937 года подписал его и отправил адресату, разумеется, не по почте.
Ответа на письмо Артузов не получил, впрочем, он на это и не рассчитывал. Его целью было всего лишь сообщить секретарю Центрального Комитета, что он проделал за два с половиной года, проведенных в Большом Знаменском. В письме Артузов упоминает о своих встречах с Ежовым — таковые действительно имели место, поскольку тот до назначения наркомом НКВД курировал и военную разведку. Человек дела, Артузов взялся за порученное ему руководством. Работа по составлению истории ВЧК — ОГПУ, фактически навязанная ему сверху, чтобы чем-то на время занять уже никому не нужного корпусного комиссара, неожиданно захватила Артура Христиановича по-настоящему. Он затребовал и получил из архива многотомное дело Сиднея Рейли, которое раньше знал назубок во всех тонкостях, но теперь, конечно, много подзабыл, дело о похищении генерала Кутепова — с ним в деталях ознакомился впервые, освежил в памяти операцию «Трест».
С грустью узнал, что Ягода, не поставив Артузова в известность, арестовал Александра Александровича Якушева и что тот вскорости скончался в заключении[51]
.Однако существует и другое мнение, что никто из бывших начальников Якушева в КРО, включая Артузова, не захотел (или не смог помочь ему). Якушев, как и Артузов, за верность получил смерть.
В книге об истории ВЧК — ОГПУ — НКВД Артузов хотел рассказать о создании пограничной охраны. Между тем события на Лубянке развивались трагически для Артузова.
В первые же несколько недель и месяцев своего пребывания на Лубянке Ежов снял со своих постов и арестовал около трехсот руководителей органов госбезопасности на местах и ответственных сотрудников центрального аппарата НКВД (всего же за два года Ежов, по его собственному выражению, «почистил, но недостаточно» четырнадцать тысяч чекистов, причем почти все были расстреляны).
В первую очередь уничтожались старые чекисты, зачастую большевики с дореволюционным стажем, участники Гражданской войны, люди объективно честные и порядочные, просто неспособные к фабрикации липовых дел, избиениям заключенных и иным подлым методам. Арестовывали многих, однако арест двоих — Сосновского и Илинича — взволновал Артузова и сказался на его судьбе. О Сосновском уже достаточно сказано автором книги.
Комиссар госбезопасности третьего ранга Игнатий Сосновский (Добржинский) — первый заместитель начальника УНКВД Саратовского края. «Крестник» Артузова. На февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) Ежов скажет о Сосновском: «…Инициатива отстранения его от работы в Наркомвнуделе принадлежит товарищу Сталину… После этого его стали понемножку отстранять от работы и, наконец, сейчас мы его арестовали».
Второй арестованный — многолетний, особо ценный (в том числе в буквальном смысле слова) агент Иностранного отдела при Артузове Виктор Илинич.
Похоже, что, даже унизительно понизив Артузова по его возвращении в НКВД, Ежов, однако, еще не собирался расправиться с ним всерьез. Нового наркома тогда интересовали (в смысле ареста) в первую очередь «люди Ягоды», а вчерашний заместитель начальника Разведупра, ушедший с Лубянки почти три года назад, к таковым явно не относился. Так, во всяком случае, Ежов считал тогда. Пока…
Так кто такой Илинич? Одним из лучших советских агентов, работавших «по Польше», был штабс-капитан русской, а затем и польской армии Виктор Антонович Илинич, человек весьма странный и противоречивый. В нем самым странным образом сочетались исключительная добросовестность при добывании информации, причем первостепенной важности, и непреодолимая склонность к жульничеству в денежных делах.
Завербовал Илинича еще в феврале 1924 года резидент Разведупра РККА в Варшаве Семен Пупко, взявший себе рабочий псевдоним Фирин.
В июне 1925 года Виктор Илинич (оперативный псевдоним — Лебедев) был изобличен контрразведкой и осужден. В тюрьме он пробыл около трех лет, после чего его обменяли на несколько арестованных в СССР польских шпионов.
В Москве Илинич числился в Разведупре на должности с неопределенными обязанностями — «для поручений». В конце концов ему это надоело, и он ушел на хозяйственную работу в «Сахаротресте».