Рейли ожидался в Хельсинки в конце сентября. Об этом Мария Захарченко сообщила Якушеву в Москву. Она все еще находилась в Финляндии.
Для руководства ОГПУ не было никакого сомнения в том, что Рейли задумал новую «экспедицию» в Россию, но конкретные планы его не были известны. Пилляр и Стырне следили за ходом операции и консультировали Якушева в процессе исполнения плана поимки Рейли.
План, конечно, заманчивый, а как получится, удастся ли…
24 сентября 1925 года Якушев был на Финской границе.
25 сентября произошла первая встреча Якушева с Сиднеем Рейли в Хельсинки, на квартире Бунакова.
Рейли, видимо, не помнил встречу с Якушевым осенью 1917 года в квартире Юрьевой или сделал вид, что забыл об этом. Однако он был уверен, что Якушев из тех, на кого он опирался, когда организовал заговоры после Октябрьской революции. Во всяком случае, он отнесся к Якушеву с доверием, а когда тот напомнил ему о Милочке Юрьевой, Рейли немного расчувствовался и пустился в интимные воспоминания, конечно, он не сказал, как эта красотка дважды пострадала из-за своего обожателя. Словом, встреча Якушева и Рейли получилась вполне дружелюбной. И это было важно. Казалось, первый шаг в этой операции был успешным.
Якушев так описал эту встречу:
«Рейли одет в серое пальто, безукоризненный серый в клеточку костюм. Впечатление неприятное. Что-то жестокое, колючее во взгляде выпуклых черных глаз, резко выпяченная нижняя губа. Очень элегантен. В тоне разговора — высокомерие, надменность. Сел в кресло, поправил складку брюк, выставил носки и желтые новенькие туфли. Начал с того, что не может сейчас ехать в Россию. Поедет через 2–3 месяца, чтобы познакомится с «Трестом».
Я сказал:
— Обидно, проделав путь из Америки почти до Выборга, остановиться у порога…
Рейли сообщил, что собирается уехать в субботу на пароходе в Штеттин и дальше. До 30 сентября в Москве ничего не успеешь сделать, а задержаться он не может.
Якушев умел разбираться в людях и уже приобрел некоторый опыт в конспиративной работе. Он видел в Рейли хитрого и бесчеловечного врага, противника опасного и вместе с тем честолюбивого, надменного, ставившего порой невысоко тех, с кем ему приходится скрестить оружие. Трудно сказать, почему Рейли, действительно доехав почти до Выборга, вдруг решил отложить поездку в Россию? Якушеву и другим деятелям «Треста» случалось видеть не раз, как эмиссары Врангеля и Кутепова внезапно обнаруживали страх на границе и отказывались в последнюю минуту от путешествия в Советскую страну. Колебания Рейли теперь были не удивительны.
Далее Якушев писал в своей докладной записке:
«Когда Рейли заявил, что он в данное время не может ехать, я как можно спокойнее сказал, что если встает вопрос о сроке, то берусь организовать поездку в Москву таким образом, чтобы в субботу утром быть в Ленинграде, вечером оттуда выехать поездом в Москву, проведя день в Ленинграде до вечернего поезда, а в воскресенье утром быть в Москве. Целого дня вполне достаточно для знакомства с Политическим советом "Треста". Затем вечером выехать в Ленинград, понедельник провести в Ленинграде, а ночью через "окно" направиться в Хельсинки. Это будет вторник, в среду есть пароход, направляющийся в Штеттин».
Рейли, выслушав Якушева, задумался. Вероятно, ему очень хотелось поразить своих коллег из Интеллидженс Сервис: только он способен появиться в Москве, хотя над ним висит смертный приговор с 1918 года.
В «Трест» он верил, особенно после встречи с Кутеповым, Марией Захарченко, наконец, ему известны связи этой организации с финской, эстонской, польской разведками. Но главное, что его притягивало, — это желание нанести удар ненавистной ему советской власти, превратив «Трест» в свое оружие.
«Подумав немного, Рейли сказал: "Вы меня убедили. Хорошо. Я еду с вами". Я предложил поговорить о деталях поездки и сказал Рейли: "Ваше пальто и костюм обратят на себя внимание в России. Возьмите пальто у Радкевича. Надо купить кепку и высокие сапоги. Вещи оставите у Бунакова. Нужен маленький чемодан, я могу обещать вам не вполне комфортабельное, но вполне безопасное путешествие"».
Когда дело было решено, Рейли разговорился. Он расспрашивал о «Тресте», о жизни в России, об отношении к религии, давал советы. Доказывал неизбежность еврейских погромов после переворота, однако предупреждал, что новая власть не должна быть связана с этими действиями. Будущая форма правления — монархия, диктатура — восстановит порядок; великий князь Николай Николаевич должен стать символом власти.