Артур и Джордж

Артур ознакомился еще с несколькими образчиками. Одно дело было слышать про анонимные письма и даже читать отрывки из них в прессе. Тогда они казались детскими шалостями. И совсем другое, обнаружил он, держать такое письмо в руке, сидя с его получателями. Первое было гнусностью с этим подлым упоминанием жены священника по имени. Работа сумасшедшего, пожалуй, но сумасшедшего с четким, хорошо поставленным почерком, способного ясно выражать свою извращенную ненависть и безумные планы. Артура не удивило, что семья Идалджи начала по вечерам запирать все двери.

— «Веселого Рождества», — прочел Артур вслух, все еще словно не веря своим глазам. — И у вас нет подозрений, кто мог бы написать эти отвратительные выпады?

— Подозрений? Никаких.

— Служанка, которую вам пришлось прогнать?

— Она уехала отсюда. Уже очень давно.

— Ее родные?

— Ее родные — порядочные люди. Сэр Артур, как вы понимаете, мы с самого начала много об этом думали. Но никаких подозрений у меня нет. Сплетен и слухов я не слушаю, но если бы и так, чему это помогло бы? Сплетни и слухи были причиной заключения моего сына в тюрьму, и у меня нет желания, чтобы кто-то претерпел то, что пришлось терпеть ему.

— Если только он не был бы виновен.

— Справедливо.

— А этот Брукс? Он бакалейщик и еще торгует скобяными товарами.

— Да. Он тоже некоторое время получал такие же анонимные письма. И относится к ним более флегматично. Или бездеятельно. Во всяком случае, в полицию он обращаться не хочет. На железной дороге было какое-то происшествие, связанное с его сыном и другим мальчиком, — подробностей я уже не помню. Брукс ни в коем случае не захочет сделать наше дело общим. В округе к полиции относятся без уважения, должен сказать вам. Чистая ирония, что из всех местных жителей именно наша семья была наиболее склонна доверять полиции.

— А также главному констеблю.

— Его позиция была… не сочувственной.

— Мистер Эйдалджи, — Артур специально постарался, произнося его фамилию, — я намерен выяснить почему. Я намерен вернуться к самому началу дела. Скажите мне, кроме прямых преследований, сталкивались ли вы с какой-либо другой враждебностью с тех пор, как приехали сюда?

Священник вопросительно смотрит на жену.

— Выборы, — отвечает она.

— Да, верно. Я не раз одалживал школьный зал для политических собраний. У либералов возникли трудности с получением зала. Я сам либерал… Были жалобы некоторых особенно консервативных прихожан.

— Что-нибудь сверх жалоб?

— Один или двое перестали посещать Святого Марка, это правда.

— А вы продолжали предоставлять зал?

— Разумеется. Но не хотел бы преувеличивать. Я говорю о протестах, настойчиво выраженных, но вежливо. Я говорю не об угрозах.

Сэра Артура восхитила щепетильная точность священника; а также полное отсутствие жалости к себе. Те же качества он заметил и у Джорджа.

— Капитан Энсон был как-то к этому причастен?

— Энсон? Нет, это же чисто местное. Он оказался причастен только позднее. Я включил его письмо для вашего ознакомления.

Затем Артур перебрал с семьей Джорджа все происшествия с августа по октябрь 1903 года, не уловит ли он какой-нибудь непоследовательности, упущенной детали или противоречия в фактах.

— Задним числом остается только пожалеть, что вы не отправили инспектора Кэмпбелла с его людьми восвояси, пока они не получили ордера на обыск, а сами тем временем к моменту их возвращения пригласили бы солиситора.

— Но ведь это было бы поведением виновных. Нам было нечего скрывать. Мы знали, что Джордж ни в чем не виноват. Чем раньше полиция провела бы обыск, тем быстрее они могли бы предпринять плодотворные розыски. Инспектор Кэмпбелл и его люди, во всяком случае, вели себя вполне корректно.

Однако не все время, подумал Артур. Он что-то недопонимал в этом деле, что-то, связанное с этим визитом полиции.

— Сэр Артур (миссис Идалджи, худенькая, беловолосая с тихим голосом), можно мне сказать две вещи? Во-первых, как приятно услышать в этих местах шотландский голос. Я правильно распознала Эдинбург?

— Совершенно верно, сударыня.

— Вторая касается моего сына. Вы ведь встретились с Джорджем.

— И он произвел на меня большое впечатление. Я мог бы назвать многих и многих, кто не сохранил бы такую крепость духа и тела после трех лет в Льюисе и Портленде. Он делает вам честь.

Миссис Идалджи светло улыбнулась этому комплименту.

— Больше всего Джордж хотел бы получить возможность вернуться к своим занятиям солиситора. Он никогда ничего другого не хотел. Возможно, из-за этого ему сейчас тяжелее, чем было в тюрьме. Тогда все было ясным. А сейчас он в подвешенном состоянии. Его не могут вернуть в список, пока с его имени не будет смыто пятно.

Ничто не могло бы гальванизировать Артура сильнее, чем просьба, произнесенная кротким пожилым шотландским голосом.

— Будьте спокойны, сударыня. Я намереваюсь поднять колоссальный шум. Я намерен поднять бучу. Кое-кто лишится сна к тому времени, когда я покончу с ними.

Но, видимо, миссис Идалджи предпочла бы получить не это обещание.