Артур и Шерлок. Конан Дойл и создание Холмса

Таинственный новый знакомый молодого врача основательно знал английские законы, однако скорее на практической основе, чем в теории, и хорошо разбирался в анатомии. Он мог боксировать, играть на скрипке, фехтовал на шпагах и эспадронах. Вначале у Ватсона сложилось впечатление, что Холмс ужасающе невежественен в литературе, астрономии и философии. Наряду с этим вскоре оказалось, что Холмс обладает энциклопедическими знаниями в области уголовной хроники: «Он знает, кажется, все подробности каждого преступления, совершенного в XIX веке».

Не удивительно, что Ватсон озабочен простым вопросом: «Чем занимается Холмс? На что он живет?» Он точно не был рантье, не получал он и наследства. Холмс проводил много времени вне дома, в химической лаборатории, в анатомичке и на непонятных Ватсону прогулках, однако он подтвердил мнение Стэмфорда о том, что не является студентом-медиком. Не складывалось также впечатления того, что он систематически читал научную литературу, готовясь к получению какого-либо ученого звания.

«Однако некоторые предметы он изучал с поразительным рвением, – заметил Ватсон, – и в каких-то довольно странных областях обладал настолько обширными и точными познаниями, что порой я бывал просто ошеломлен». «Зачем, – спрашивал Ватсон сам себя, – человеку нужны такие странные знания? Никто не станет обременять свою память мелкими подробностями, если на то нет достаточно веских причин».

Артур Конан Дойл наделил Холмса одной интригующей чертой, которая, очевидно, была присуща и ему самому: «Его энергии не было предела, когда на него находил рабочий стих, но время от времени наступала реакция, и тогда он целыми днями лежал на диване в гостиной, не произнося ни слова и почти не шевелясь». Иногда Ватсон подозревал Холмса в пристрастии к каким-либо наркотикам. Во второй повести о Шерлоке Холмсе[53]  это получило свое подтверждение: сыщик принимал кокаин, когда чувствовал себя парализованным «унылым, однообразным течением жизни» – то есть тогда, когда ему не приходилось заниматься разгадыванием преступных головоломок. Но в повести «Этюд в багровых тонах» пока еще не идет речи о наркотиках.

Бессознательно наделяя Холмса некоторыми собственными противоречивыми чертами характера и неявными, но все же бунтарскими наклонностями, Конан Дойл изобразил его несколько гротескным, но – при всей его сложности или даже благодяря ей – внушающим доверие персонажем. Как и многие другие главные герои известных литературных произведений, такие как д’Артаньян, Шерлок Холмс умен и бесстрашен. Многие авторы остросюжетных произведений создавали своих протагонистов как собственных героических альтер эго. Храбрость была настолько естественна для Артура, что ему не пришлось даже выдумывать такую черту характера, как презрение к опасности, и наделять ею Шерлока Холмса. Конан Дойл просто воссоздавал собственные проявления храбрости при экспериментах с ядами, во время охоты на китов, в боксерских поединках с моряками или плавании среди акул.

С самого начала Артур Конан Дойл предполагал, что его сыщик будет отличаться от прежних героев с их предсказуемой благонадежностью, он ставил Холмса выше буржуазной морали. Высмеивая представителей закона и правопорядка, Холмс мог даже походить на Робин Гуда или других «благородных разбойников», издевавшихся над властями. Презрение к существующей полицейской структуре (и особенно к полицейским детективам, которые действовали в обществе без полицейской формы) постепенно меняется, однако, на оптимистическое уважение к новому виду полицейской деятельности.

Не относясь к числу тех писателей, которые сами становятся рабами своих героев, Конан Дойл позволил скептику Ватсону подмечать у своего нового друга моменты высокомерия, тщеславия и некоторые другие слабости. Этот литературный прием дал ему возможность представить отношения между двумя героями более многогранными и сделать более глубокой ту роль, которую играл восторженный рассказчик в произведениях Эдгара По. Ватсон, однако, упускает (а читатель прекрасно понимает это) то, что порой Холмс морочит голову своему соседу. Он утверждает, например, что не имеет ни малейшего представления о том, кто такой Томас Карлейль. Он также нелепо симулирует незнание теории Коперника о строении Солнечной системы – и доверчивый Ватсон заглатывает эту наживку, по крайней мере в первый момент.

«Вы, кажется, удивлены, – замечает Холмс в ответ на реакцию Ватсона на его заявление о незнании современных принципов астрономии. – Спасибо, что вы меня просветили, но теперь я постараюсь как можно скорее все это забыть».

«Забыть?!» – восклицает Ватсон.

«Видите ли, мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить как хотите… Поэтому крайне важно, чтобы ненужные сведения не вытесняли собой нужных».

«Да, но не знать о Солнечной системе!..»

«На кой черт она мне! – восклицает Холмс. – Ну хорошо, пусть, как вы говорите, мы вращаемся вокруг Солнца. А если бы я узнал, что мы вращаемся вокруг Луны, много бы это помогло мне или моей работе?»