Артур, Луи и Адель

Выбегаю на Марсово поле и продолжаю свой бег. Во рту появляется вкус крови, легкие горят, но ноги несут меня. Несут в неизвестном мне направлении. Я не вижу ни дороги, ни смысла, ни цели. Спотыкаюсь о камень и со всей дури лечу в грязь. Я не чувствую боли, я утопаю в грязи, судорожно пытаясь избавиться от страха в сердце. Хочется заорать во все горло. Но крик и боль оккупировали мою грудную клетку, не желая ее покидать. И я со злости бью кулаком о землю. Еще один удар, еще раз и еще раз. Кровь на костяшках смешивается с грязью, но я не останавливаюсь. Нервные окончания посылают импульсы боли в обезумевший разум. Но я не могу взять себя в руки, осознание разрывает меня.

Адель ничего не помнит. Адель меня забыла. Сердце болезненно сжимается в груди, и вместе с этим ощущением приходит полнейшая безысходность. Адель, та звездочка в кромешной тьме, на свет которой я готов идти. Но мне сейчас так страшно, что тьма поглотила ее навсегда и я не смогу зажечь ее сияние вновь. Я даже бежать уже не могу. Я ничего не могу: опускаю голову на колени, стараюсь нормализовать рваное дыхание. Закрываю глаза и вижу ее: хрупкие плечи, тонкая шея, вздернутый подбородок, полные губы, темные глаза, в которых полнейшая пустота. П-У-С-Т-О-Т-А.

Но надежда – маленький огонек, который найдет дорогу даже в кромешной тьме. Она шепчет мне «Артур» голосом Адель. Шепот слабый и неуверенный, но я видел, как вспыхивает проблеск в карих глазах. Надежда шепчет, что не все потеряно. Что я еще не проиграл, что мне нужно встать, отряхнуть грязь с колен, утереть нос и биться. Биться до тех пор, пока не выиграю, до тех пор, пока «Артур» не будет звучать из ее уст как молитва. Душа болит, терзания и сомнения говорят надежде заткнуться. Но я сжимаю кулаки и напоминаю себе, что я живой, я все еще на этой земле, все еще дышу, все еще могу. Могу попытаться, могу сделать, могу действовать, могу добиться. Я медленно приподнимаюсь и неожиданно для самого себя даю клятву.

Я никогда не был верующим человеком. Но сейчас мне необходима вера в нечто несокрушимое. Я сделаю все, чтобы она вновь звонко смеялась, так громко, надрывно, бесстыдно, как умеет только она. Я сделаю все, чтобы вернуть тот дерзкий, уверенный, надменный взгляд. Я сделаю все, чтобы вернуть ее любовь. Эта любовь – словно та ниточка, за которую мне хочется ухватиться двумя руками, иначе я потону, пойду на самое дно. Говорят, нельзя так зависеть от другого человека, говорят о гордости, самодостаточности, здравомыслии. Моя гордость рассыпалась пеплом перед Адель. Я не вижу ничего зазорного в том, чтобы бояться потерять человека, ничего постыдного в том, что теплится в моем сердце с мыслями о ней. Я не потеряю ее. Поднимаю голову к темному небу, с которого льет с самого утра.

– Я не потеряю ее! – кричу я так громко, как только могу. Чтобы сам Господь Бог услышал меня. Это чертово предупреждение, сукин ты сын.

– Я не потеряю ее! – повторяю я, и гремит гром, а небо осветляет молния. Мне кажется, он только что бросил мне вызов.

* * *

По дороге домой мечтаю лишь о том, чтобы принять теплый душ и лечь в постель. Но вокруг как-то слишком тихо. Несколько фонарей подозрительно не работают. Меня часто били в этих подворотнях, я прекрасно знаю это внутреннее ощущение надвигающейся опасности. В моей жизни хватает врагов. Достаю из кармана длинную цепь, на конце которой висят мои ключи. Если посмотреть на нее при дневном свете, сразу бросится в глаза ее резкий ржавый цвет. Вот только ржавая она не от воды, а от крови. Медленно наматываю ее на правую руку. Ощущаю кожей все неровности – результаты ударов о чьи-то зубы и кости. Костяшки побаливают, а инстинкт самосохранения обостряет чувства. Я начеку, пульс учащается, я сжимаю кулак с цепью, крепко стискивая пальцами ключ, ощущая выбросы адреналина в крови. Слышу едва уловимые шаги. Если мне повезет, все начнется с разговора. Мне не страшно, я вырос здесь. Лишь смутное чувство тревоги мелькает на задворках моего сознания. Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Это моя жизнь, и она такая, какая есть.

Навстречу идет Мехмед. Он присвистывает мне, будто шлюшке.

– Какие люди! – Жирное лицо расползается в довольной улыбке. – Слышал, ты отсидел. Был крайне удивлен, что твоя белая задница оказалась в тюряге. Но такова судьба, Белоснежка. Мы все прокляты в этом месте.

Он ниже меня ростом, но шире раза в три. Мой первый перелом носа – его рук дело. «Либо работай на меня, либо учись быстро бегать», – сказал он мне девятилетнему.

– Че молчишь? – Он отхаркивается и плюет прямо мне под ноги.

– Дай пройти, – говорю я, не реагируя на его выпады.

Боковым зрением вижу, как из-за угла выходят еще трое парней. Каждый из них мечтает за что-то отомстить мне. Они медленно меня окружают. Глупые шутки, мат и наглые ухмылки, которые мне так сильно хочется стереть. Меня прошивает злость, сжимаю крепко челюсть и смотрю на Мехмеда, который доволен собой. Да, тварь, ты загнал меня в угол. Но, как говорится, загнанный зверь вдвойне опасен.