– Артур, думаешь, социальное жилье ждет твоего возвращения? Его уже передали другим, возвращаться некуда. Я говорю про Мехмеда, чтобы ты знал: он тебя больше не тронет.
Я закрываю глаза и делаю протяжный вдох. Хуго видит меня насквозь, он знает обо всех моих потаенных страхах.
– Спасибо, – хрипло говорю я, и он, как всегда, без лишних прощаний кладет трубку.
Я же сижу минут десять и не могу сдвинуться с места. Человек, который с детства травил меня, больше никогда не появится. Я испытываю ни с чем не сравнимое освобождение.
Андре лупит грушу, он уже весь мокрый, зал полностью пустой, и слышны лишь его попытки сделать качественный удар.
– Ты весь выдохся, – говорю я и кидаю ему полотенце, которое он не ловит, и оно летит на пол.
– Была массовая зачистка, в кои-то веки мусорá не лоханулись и загребли всех, кого не лень.
– Ты поэтому пытаешься на последнем издыхании изнасиловать грушу?
Андре поднимает полотенце, вытирает лицо, шею, подмышки и швыряет им в меня.
– Маминого хахаля тоже загребли, – продолжает он бить грушу. – Но я уже снял в тринадцатом районе студию через знакомых. Сам понимаешь, подставлять теперь их не хочется. Одному Богу известно, как тяжко в этом городе найти жилье. Вот я и подумал: спрошу тебя, раз мне больше нет необходимости переезжать. А ты спишь, как собачонка на коврике…
Я закидываю несчастное полотенце в корзину для грязных вещей и спрашиваю:
– Сколько в месяц?
– Семьсот евро, и дешевле найдешь только на периферии[24]
. Я отдал за два месяца вперед, таковы были условия. Кто же знал, что эта тварь так быстро поедет обратно? В общем, если хочешь, расплатишься со мной в рассрочку.Я подхожу ближе, ловлю грушу:
– Ты сейчас серьезно предлагаешь мне студию в Париже?
Андре смотрит на меня:
– Абсолютно, мои обстоятельства, слава богу, поменялись, а жить я там не хочу. Вряд ли мне кто-то вернет деньги, которые я уже отстегнул. Сам понимаешь, контракт мы не заключали. Так что нет, я не твоя долбаная крестная фея, я лишь пытаюсь найти выход и не потерять 1400 евро.
– Бей по центру, а если уже не в силах, то сними перчатки. Я не могу на это смотреть.
Андре усмехается, но останавливается.
– Так ты переедешь или как?
– Перееду, сегодня отдам тебе 700 евро и потом с новой зарплаты 700. Идет?
– Блеск! Сейчас приму душ и отведу тебя в твою новую берлогу.
Я с тоской смотрю на грушу, затем на свои руки. Я скучаю по тем временам, когда мышцы бывали на пределе.
– Не грусти, малыш. Еще чуть-чуть, и разбудишь в себе тасманского дьявола!
Я закатываю глаза, но усмешку скрыть не могу.
Жизнь преподносит разные сюрпризы. Порой настолько отвратительные, что жить вовсе не хочется. Иной раз нечто нормальное, и ты сидишь и думаешь: а все не так плохо, черт меня подери. В эту минуту как раз такой момент. Я смотрю, как Андре проходит в раздевалку, и думаю, что жить можно и даже нужно.
Мы проходим в крошечную студию, которая находится на самом последнем этаже шестиэтажного дома.
– Тебе повезло – ванная и туалет не в коридоре. И стиралка есть, вон чайник стоит. Один диван, стол и два стула. Что еще нужно для счастья? – нахваливает Андре.
Я скидываю свой рюкзак на стул и осматриваюсь. Тусклая лампочка слабо освещает помещение. Но мне нравится простота этой комнаты. Наконец у меня есть свое место.
– Чувак, скажи хоть слово. Да, мы не в хоромах на авеню Фош, но не все же так плохо, а?
Я подхожу к окну и оглядываю улицу.
– Все круто, вон даже башню Монпарнас видно, и китайский макдак через дорогу.
Я разворачиваюсь, смотрю на Андре и говорю ему от всей души:
– Спасибо.
Он небрежно машет рукой:
– Было бы за что! Вот когда станешь чемпионом, тогда и будешь благодарить. Если что, я предпочитаю «Ролекс», – нагло ухмыляясь, подмигивает он и хватает свой шлем от скутера.
– Ладно, я пошел, еще к девушке хочу успеть. До завтра, приятель!
На прощание он дает мне пять. За ним закрывается дверь, и я думаю, что в этой комнате холодно. Но я завтра же куплю обогреватель. А пока… заваливаюсь прямо в пуховике на диван и закрываю глаза. Я знаю, что не смогу крепко уснуть, каким бы уставшим ни был. Но я пытаюсь научиться жить с адом, что творится внутри. Я пытаюсь договориться со своими демонами, но они лишь хотят плоти и крови… и среди всего этого кровавого месива мелькает образ смеющейся Адель, и на душе становится теплее и спокойнее. В аду тоже есть проблеск света, который пытается пробиться сквозь кромешную темноту.