Артур, племянник Мордреда (СИ)

а сами они были угнаны в рабство в Ангбанд. Сейчас все они освобождены, но им по-прежнему

некуда идти. Вы ведь не хотите, чтобы вас захлестнула волна нищих эмигрантов?

— Простите, — вежливо перебил меня Ородреф. — Но многие из них — наши родичи и

друзья, и мы будем совсем не против, если…

— Простите, — еще более вежливо перебил его я. — Конечно, я не стану возражать, если

они захотят уйти на юг. Однако далеко не все бывшие рабы Моргота принадлежат к благородным

эльфийским или людским родам и будут благосклонно приняты в ваших землях. Надо отдавать

себе отчет в реальной ситуации. Если сейчас вся эта толпа разом рванет на юг, они мгновенно

сожрут   все   ваши   продовольственные   запасы.   Впрочем,   многие   до   ваших   королевств   вовсе   не

дойдут   —   погибнут   по   дороге.   Я   поручил   нескольким   своим   вассалам   —   Магистрам   Ордена

Восьми   Ветров   —   заняться   продовольственным   обеспечением   бывших   пленников.

Социологические опросы показывают, что многие из них готовы остаться на севере, если мы и

дальше будем обеспечивать их всем необходимым.

Я слегка кривил душой. Социологические опросы показывали как раз обратное. Ужасы

рабства были еще слишком свежи в памяти тех, кого я собирался сделать своими подданными.

Почти все они рвались на юг — любой ценой. Они не думали о том, что большая часть из них

погибнет в пути от голода.

Я   же,   со   своей   стороны,   собирался   удержать   их   —   по   крайней   мере,   тех,   в  ком   еще

оставалась капля разума. Я намеревался дать им еду и работу, и, возможно, благополучную жизнь

их детям и внукам. Если, конечно, нам все-таки удастся озеленить Анфауглиф.

— Допустим, — прищурившись, сказал Тургон. — Но мы хотим, чтобы те, кто пожелают

уйти, имели такую возможность.

Я развел руками.

— Никаких возражений. Итак, вы признаете мое право на северные земли?

Присутствующие подтвердили согласие кивками — один за другим. Даже Феаноринги не

стали   упираться.   Они   поняли,   что   лучше   пойти   мне   навстречу,   иначе   их   шансы   вернуть

Сильмариллы станут и вовсе призрачными.

Когда вопрос о статусе был решен, я сделал следующий ход.

— Теперь, как владыка севера, я заявляю, что намерен поддерживать со всеми вами сейчас

и в будущем самые добрососедские отношения. Однако я настоятельно прошу вас вывести свои

армии из подвластных мне территорий.

— Конечно, — с некоторым удивлением сказал Фингон, — мы выполним вашу просьбу…

Но мы полагали, что вам потребуется помощь в полном уничтожении варгов, орков и троллей…

—  Не   потребуется.   —  Сказал   я.   —  Кроме   того,   я   еще   более   настоятельно  прошу  вас

немедленно отозвать отряды, которые занимаются прочесыванием пещер Тангородрима в поисках

уцелевших драконов и их яиц.

Тургон   нахмурился   —   анти-драконовскими   рейдами   занимались,   в   основном,   его

подданные.

— Почему? — Удивился Ородреф.

— Потому что я категорически не желаю допустить их полного истребления. Я собираюсь

выращивать драконов.

Мое   последнее   заявление   произвело   эффект   разорвавшейся   бомбы.   Несколько   минут

собравшиеся ошеломленно молчали. Некоторые — самые доброжелательные — смотрели на меня

как на сумасшедшего. Другие — как на новую инкарнацию Врага.

120

— Простите, — переспросил Фингон. — Что вы сказали? Мы не ослышались?

— Нет. Я собираюсь разводить их. Но это не означает, что я буду натравливать драконов

на   вас,   как   это   делал   Моргот.   Откровенно   говоря,   если   бы   я   захотел,   я   бы   мог   без   проблем

завоевать ваш мир. Но я не хочу. Драконы нужны мне не для войны в Белерианде. Есть много

других миров, где мне весьма и весьма пригодится их мощь.

— Они не станут подчиняться вам, — сказал Тургон. — Драконы — порождения злой

воли Моргота, отвратительнейшие и ужаснейшие из его созданий. Вы просто не сможете удержать

их в узде — если только, конечно, сами не собираетесь занять трон Темного Властелина.

Снова зазвенела тишина. Слово было сказано, и я чувствовал, как тает их дружелюбие,

готовясь перерасти в подозрительность и вражду. Мысль, озвученная Тургоном, зародила во всех

умах  сомнение   —   а   было  ли   благом   уничтожение   Моргота?   Не   придется   ли  им   заплатить   за

избавление от Темного Валы непомерную цену? Не воссядет ли, в конце концов, вместо него

новый тиран, еще более могущественный и безжалостный?

Я был готов к таком повороту событий и даже заранее сочинил соответствующую речь.

Бесполезно и даже опасно говорить, что драконы для меня — такое же оружие, как ложь или меч

на поясе. Это только усугубило бы их подозрения. Чтобы убедить их в том, что я — белая овечка,

я должен был разговаривать с ними на одном языке. Поэтому я обратился к авторитету Эру, и для

начала заявил, что драконы — его создания, а не Моргота. Мое заявление шокировало публику, но

я,   не   давая   им   передышки,   аргументировал   свои   слова   известным   догматом   всех   Светлых,

гласящим, что Темный Властелин не способен самостоятельно творить что-либо, а может только