Артуш и Заур

— С этим я согласен — и жизнь, и войны, да и машины, небоскребы, супермаркеты. Да, самый большой симулякр — наши отношения. Но Ереван все равно навевает депрессию.

— Что-то изменилось в наших отношениях?

— Ты о чем это?

— Спрашиваю. Может я чего-то не знаю? Говори открыто.

— Ты становишься параноиком. Ничего не изменилось, и не могло.

— Но твой голос не такой как всегда. Я чувствую, что что-то не так.

— У меня умерла тетя. Я ее очень любил.

— У тебя была тетя в Ереване?

— Да. Наша материнская сторона из Ехегнадзора.

— Даже не знаю что сказать…

— Можешь ничего не говорить. Тетя Сирушо очень помогла нам, когда мы бежали из Баку. Она и без нас жила тяжелой жизнью. Так и не вышла замуж. С восьмого класса работала с бабушкой на ферме дояркой. Была лауреатом премии Ленинского Комсомола. Сгноила жизнь в совхозе имени «Сорокалетия Советской Армении».

— Я понимаю тебя, Артуш.

— Я вижу, ты хочешь меня утешить, но вряд ли ты меня понимаешь.

— Ты прав…

— Обиделся?

— Нет, нет. Просто не думал, что все будет так сложно.

— Что именно?

— Что все так сложится — что не встретимся, и даже говоря по телефону, будем следить за каждым словом. Я понимаю твое горе, но я совершенно по-другому представлял свою поездку в Ереван. Мои надежды не оправдались.

— Думал, что прогуляемся по Еревану, съездим вместе на природу, даже в гостинице будем жить в одном номере, а платить за все будет Борис?

— Да, примерно так и думал. Ты прав.

— Зря… Мы можем увидеться в Тифлисе. Примерно через месяц я закончу все свои дела, и могу приехать в Тифлис аж на целых две недели. А ты?

— Может быть. Значит, до следующего свидания мне надо ждать целый месяц?

— Ты и сам знаешь, что если бы у меня была возможность приехать раньше, я бы это сделал.

— Хорошо, Артуш. Да будет так. Аминь!

Заур раздраженно бросил трубку и подошел к окну. Он смотрел на свет фар проносившихся мимо гостиницы машин и громко рыдал. Вдруг вытащил из кармана мел, захваченный в Баку, в школе № 2, раскрошил его и высыпал на пол.

Ереван не принес ему облегчения.

* * *

Утром, в восемь часов его разбудил стук в дверь. Колотивший с завидным упорством Артур, будил гостя из Азербайджана к завтраку. Заур, который после разговора с Артушем плохо спал и видел всю ночь кошмары, про себя проклинал Артура, но был рад тому, что тот избавил его от мучений. Он приоткрыл дверь, и посмотрел на охранника воспаленными глазами:

— Максимум через полчаса буду в ресторане. Сам спущусь, не беспокойтесь. Убегать никуда не собираюсь.

Артур иронично улыбнулся.

— Отсюда невозможно убежать. У нас и на улице люди.

Сказав это, он гордой походкой направился к лестнице.

Заур обругал себя, затем Бориса за то, что приехал в Ереван и захлопнул дверь. «В самом деле, зачем я приехал. В жизни еще не было более нелепой поездки. Еще Артуш из себя неизвестно что строит. Если на него так повлияла смерть тетки-доярки Сирушо, значит все еще хуже, чем я думал».

Он принял душ и оделся. Торопиться было некуда. Он даже вышел на балкон, посмотреть на утренний Ереван. Вершина армянского вожделения — гора Арарат, во весь рост поднималась над горизонтом. Слова Сталина: «Армяне будут видеть Арарат, но никогда до него не прикоснуться» продолжали быть актуальными. Заур еще раз посмотрел в зеркало, размял шею, вышел из комнаты и не торопясь, спустился в ресторан.

Кроме него, все, включая не живших в гостинице Паруйра, Сергея, Бориса и Георгия, сидели за большим столом на двадцать персон, и с аппетитом ели. Артур, увидев Заура, довольно кивнул два раза головой и продолжил беседу со своим напарником. Сидевшая между Степаном и Борисом Гюлай засмеялась:

— Почему это мой переводчик так опаздывает?

Заур даже не посмотрев в сторону Гюлай, подошел к столу, сказал всем «приятного аппетита» и сел на свободное место рядом с Давидом. Лицо Гюлай посерело, но она промолчала. Турчанка была обескуражена. Опустив голову, стала ковыряться в оливках на своей тарелке. Как только официант принес Зауру чай, Давид, слегка нагнувшись в его сторону, прошептал:

— Я положил травку на балкон, на солнце. До вечера высохнет. В крайнем случае, завтра покурим.

— Может не стоит. Это рискованно.

— Не говори глупостей. Что еще делать в Ереване, как не курить? Не видишь как здесь скучно. С ума схожу со вчерашнего дня. А вот и жертва геноцида идет! Готовься переводить, — и Давид мотнул головой в сторону двери.

Заур посмотрел в этом направлении и увидел вчерашнего повествователя, Ару.

— Только его не хватало. Теперь будет отравлять нам завтрак. И охота же ему с утра, пораньше тащиться в ресторан.

Борис понял, о чем они перешептываются и подмигнул:

— Не беспокойтесь. Сегодня не дадим ему так долго говорить. Если что, переводить буду я.

Сказав «посмотрим», Давид принялся за фруктовый йогурт.

Ара, не успев еще подойти к столу, поздоровался со всеми, и, не спрашивая разрешения, присел. Он был бледен и без настроения. Ара подозвал официанта и попросил чай с молоком. Гюлай с состраданием, исходившим от досады за проделанное ее дедами с армянами в 1915-ом году, попросила Бориса перевести следующее: