— Потому, что у нас слабая диаспора. Если мы будем работать также слажено, как армяне, мы можем добиться успехов в контрпропаганде. А что касается, стыжусь я, или нет… Конечно, это была большая ошибка с моей стороны. Ступать по земле оккупанта недостойно. Знаете, на самом деле я ездил туда, чтобы их разоблачить. Рассказать там все, о чем говорю сейчас здесь с вами. Я заставил армян признать, что долма, тар, кяманча, балабан принадлежат Азербайджану.
— Они и в самом деле признали эту истину?
— Естественно, признали. А чем я, по-вашему, занимался там три дня? На самом деле долму объявляют своей не только армяне, но и греки.
— Значит мы должны доказать миру, что и греки у нас украли долму?
— Конечно! Греков и армян союзниками делает именно присвоение долмы. Этот момент их объединяет, сближает, роднит.
— Может… и нам взять пример с армян и обратиться, попросить поддержки у наших союзников, то есть других тюркских народов? Слово «долма» образовалось от тюркского глагола «долдурмак» и означает «положить внутрь, заполнить». Это неоспоримый факт, и мы можем попросить поддержки у тюркского мира — Казахстана, Туркменистана, Киргизии и других стран.
— Да, мы должны вести совместную работу с нашими тюркскими братьями. Я бы даже расширил границы этого ареала, и добавил туда уйгуров, татар и т. д.
— Гм… А нельзя объявить долму общетюркским блюдом? Этим мы станем обладателями мощного оружия против армянского лобби.
— О чем вы?! Это невозможно. Долма это древне-азербайджанское блюдо! Наши тюркские братья должны только признать это и пиарить долму в мире как исконно азербайджанскую еду. Азербайджан из года в год увеличивает военный бюджет и потенциал. Время работает на Азербайджан, и мы с каждым годом добиваемся все большего преимущества над армянами. Благодаря этому растет надежда на справедливое решение Карабахской проблемы и признание долмы истинно Азербайджанским блюдом.
— Уважаемые телезрители, на этой позитивной ноте я предлагаю завершить нашу программу и еще раз хочу поблагодарить нашего гостя за присутствие.
— И я вас благодарю.
— Таким образом, сегодняшняя передача «Азербайджанская действительность» подошла к концу. Наша следующая передача будет посвящена древней азербайджанской области — Тебризу, находящемуся сегодня под оккупацией персидского шовинистического режима Ирана. Не пропустите! До встречи в эфире!
2
Артуш не знал, какая незримая сила привела его в этот сентябрьский, обдуваемый теплым ветерком вечер к подножью храма в Эчмиадзине. Во всяком случае, когда, выйдя с работы, он сел в автобус, идущий в Эчмиадзин, он не задумывался, что делает и куда едет. Он не спросил у себя, куда и зачем едет и чуть позже, когда уже удаляясь из города, механически разглядывал выстроившиеся в ряд витрины казино, мотелей и ресторанов.
Чем выше он поднимался по треснувшим каменным ступеням лестниц к дверям храма, тем сильнее потели его руки, даже, несмотря на вроде бы прохладную погоду. В церкви пахнущей древностью и армянством, группа женщин в черных платках плача ставила свечи. Их голоса захватили всю церковь. Непонятно откуда был слышен печальный звук хора, доносившийся в полтона. Под сводом летали два серых голубя. Их перышки периодически, медленно, не спеша падали вниз. Молодой человек в военной форме, склонившись перед алтарем в центре храма, целовал Библию в золотом переплете.
Артуш подошел к арке с висевшим под ней огромным крестом, положил руки на холодную бронзовую балюстраду и нагнул голову, теперь он стал ощущать духовную атмосферу церкви всем сердцем. Иисус сверху с пренебрежением наблюдал за всем происходящим и явно скучал. Артуш закрыл глаза и увидел перед собой лицо Заура — этот образ был столь ярок и реалистичен, что Артушу захотелось протянуть руки и дотронуться до него. Заур стоял от него всего в двух метрах. На лице его читались оттенки протеста, боли, неуверенности. Артуш понимал, что поступил очень не достойно, совершил непростительный грех. Сегодня он получил письмо от супруга, из которого он узнал, что случилось с Зауром по возвращению в Баку, и о том, как его насильно вывели в эфир. Любимый ему человек подвергся невероятным мукам, уничтожению личного достоинства. А он, испугавшись спецслужб, даже не встретился с Зауром в Ереване, повел себя как трус, эгоист. Думая об этом, Артуш ненавидел себя еще больше. Он дал волю слезам. И это не помогло. Наоборот, чем больше он плакал, тем сильнее болело сердце, а страдание и ненависть к себе увеличивались как снежный ком.
Когда он с трудом раскрыл веки, увидел перед собой бледное, слегка улыбающееся лицо священника. Его лицо словно светилось изнутри — оно было необыкновенным, как будто сошедшим с иконы средневекового мастера. Седеющая борода, как ни странно, предавала его чертам некоторую детскую ясность. Сердце Артуша наполнилось тревогой. Тело задрожало. Из глаз вот-вот опять должны были политься слезы, но он каким-то чудом сдержал себя. Священник, протянув Артушу руку, сказал, совершенно не подходящим его кроткой внешности, холодным голосом: