Арвиальская канва

Ланс откинулся на спинку кресла, рассматривая меня так, словно впервые увидел — но руки все еще держал на моих бедрах, крепко стиснув пальцы, словно опасался, что я сбегу.

— Хочешь сказать, ты не поняла, почему полгода назад Его Величество вдруг пожелал найти своего бастарда, о котором не вспоминал почти тридцать лет, и мне сейчас придется все подробно изложить? — проникновенно поинтересовался он. — Вот так, не подготовившись, рядом с твоей спящей сестрой?

Я покосилась на кровать. Брианна лежала в той же позе, в какой Витор положил ее на постель — хотя сама она никогда не засыпала на спине.

— Какую гадость ты собрался мне сообщить, что тебя смущает присутствие Бри?

Ланс с невеселым смешком покачал головой.

— Помнишь, что случилось полгода назад?

Я неуверенно пожала плечами. Много всего, если вспомнить.

— Я встретил тебя. — Он еще крепче стиснул пальцы на моих бедрах, стоило мне нервно дернуться. — Я стал сильнее. Его Величество не мог этого не почувствовать. А поскольку мое существование само по себе было угрозой для законнорожденного сына, король сначала приказал Крыльям отыскать меня, а когда те не справились — объявил награду за мою голову. Не могу его винить, он пытался сохранить наследника…

— Хочешь сказать, я виновата в том, что произошло?! — возмутилась я.

Он держал меня так крепко, что это было больно, но, кажется, сам не замечал, сосредоточившись на том, чтобы не упустить мой взгляд.

— Хочу сказать, что виноватого мы еще найдем, — твердо пообещал Ланс. — А моя будущая королева будет смотреть на тебя с каким угодно выражением. Но только из зеркала.

— Сдурел?!

Будущий король выразительно дернул бровью, но соскочить со своих колен не позволил.

— Я фейри, Лави, — хрипловатым, будто простуженным голосом напомнил он — словно кто-то мог заподозрить в этом чернокрылом чудовище человека. — Мы становимся сильнее, когда влюбляемся.

Это «мы» по отношению к фейри и то прозвучало куда менее шокирующе. Ланс, косноязычно и иносказательно признающийся в любви, в мою картину мира вписывался гораздо хуже.

— Ты — кохон-тви, моя сила и слабость. Для фейри это свято. Только поэтому Хикаи-Токалль даже не пытался объявить тебя своей законной добычей и ни минуты не сомневался, что из вас с Марком я выберу именно тебя, — уже спокойнее продолжал Ланс, словно самое сложное было позади. — Он видел, как сильно ты нужна мне.

Он замолчал. Даже расслабил руки на моих бедрах, словно хотел показать, что теперь решение только за мной — а Его Величество больше не станет ни уговаривать, ни давить.

— Напомни мне, — жалобно попросила я, потерев ладонями лицо, — за что я тебя терплю?..

Глава 21. Двуликий

— Это самая дурная идея, которая когда-либо приходила тебе в голову, — с невольным уважением признала Брианна, поглядывая в зеркало поверх моей макушки.

Ей золотые кудряшки даже шли: кожа казаться светлее, черты лица — выразительнее. Удачнее всего метаморфоза сказалась на цвете глаз: теперь в их предгрозовой серости куда ярче проявились оттенки и полутона — слово солнце проглянуло сквозь сизые тучи.

А главное — это внезапное преображение ничуть не выбивало ее из колеи, позволяя концентрироваться на поставленной задаче. В данном случае — на последовательных и обстоятельных (но пока, увы, безуспешных) попытках соорудить что-нибудь приличное на моей голове. Волшебные волосы оказались тяжелее и жестче, и у них определенно имелось собственное представление о том, как им положено лежать. Причем если у Ланса они сами укладывались в художественном беспорядке, небрежно подчеркивая отцовские скулы и решительную линию подбородка, то у меня — привольно топорщились во все стороны, превращая голову в воронье гнездо.

— Ты меня недооцениваешь, — невозмутимо сообщил Ланс, рассеянно-привычным жестом убирая назад отросшую челку. Даже после близкого знакомства с королевской пятерней она изогнулась небрежной волной — и десяток стилистов не сумел бы уложить ее удачней.

— Она обо мне, — вздохнула я. — И она права.

Ланс обернулся через плечо, одарив нас широкой королевской улыбкой, но с подоконника так и не слез. Крики толпы, собравшейся вокруг «Веточки омелы», превратились в сплошной гул, от которого потихоньку начинало ломить виски.

— Меня там заживо съедят, — мрачно заявила я.

— Отравятся.

— Сиди смирно! — шикнула Брианна, стоило мне рыпнуться в поисках чего-нибудь тяжелого, пригодного для броска.

Ланс, несомненно, именно на это и рассчитывавший, повернулся к бушующей толпе спиной — и даже этот пренебрежительный жест у него вышел донельзя выразительным: сквозь прорехи в водолазке выглядывали геометрически правильные линии подкожных узоров, под лопатками собрались противоестественно густые тени от свернутых крыльев, а само движение было слишком плавным и текучим для человека.

Самое смешное, что он ничего не делал нарочно. Просто расслабился и позволил себе быть тем, чем всегда являлся.