Арысь-поле (сборник)

Тот день, когда Фликке Нюквист сражалась с матерью за право явиться на бал в наряде, присланном ниоткуда, и была побеждена, Малеста Паттерсон провела дома. Ей нездоровилось, но валяться в постели было бы совсем скучно. Поэтому девочка решила занять себя какой-нибудь необременительной домашней работой в ожидании отца, отправившегося к букмекеру. (Делая ставки, он всегда просил у нее совета, несмотря на то что выиграть с Зайкиной помощью ему еще не удалось ни разу.) Зайка взялась привести в порядок невеликий гардероб Тома. Покончив со штопкой носков, она вытащила из шкафа сюртук, чтобы почистить его. Девочка запустила руку в карман, исследуя на предмет дыр, и извлекла на свет картонный прямоугольник приглашения, который Том уже смял, честно собравшись выбросить, но позабыл.

Зайка не хотела на бал. Она действительно туда не хотела. Если начистоту, одиночество и избыток времени для размышлений и чтения сделали из нее порядочного сноба. Зайке нравилось противопоставлять себя обществу пустоголовых сверстниц, в которое она, строго говоря, даже не была вхожа, и их родителей, в суете пекшихся об успехе. В свои четырнадцать лет она искренне считала, что лучшая судьба для нее — заботиться об отце, не отвлекаясь на танцульки и шашни с кавалерами. Растроганный нежным вниманием дочери, Том порой с грустью думал о том дне, когда ему придется выдать Зайку замуж, может, даже против ее воли, но все-таки от этого момента их обоих еще отделяло неопределенно долгое и определенно сладкое время.

Зайка не хотела на бал и совершенно не была расстроена тем, что отец получил приглашение на одну персону. По ее мнению, Тому не следовало отказываться от возможности «развеяться», а у него не достало духу сопротивляться ее уговорам. Они словно поменялись ролями: Зайка говорила с ним, как с приунывшим ребенком, который отказывается выйти поиграть в мяч.

* * *

День выдался теплый и ветреный. Пахло так, как может пахнуть только ранней весной, словно в воздухе распылили эликсир безумия. Еще только покидая дом, Том Паттерсон был уже пьян, хоть и не выпил ни глотка спиртного. Его лихорадило предчувствие какой-то упоительной победы. Он даже не жалел, что дочь не разделит ее с ним, потому что чувствовал: победа предназначена лишь ему одному.

Бал дебютанток был мероприятием скорее торжественным, чем роскошным. Взятый напрокат фрак сидел скорее хорошо, чем худо. Стоя внизу парадной лестницы ратуши, Том не был ни скован, ни растерян; он горел любопытством. Любопытством не к светскому обществу или юным девушкам, но единственно к обещанной победе. Он оглядывался, пытаясь прочесть какие-нибудь адресованные ему знаки, и взор выхватывал случайные детали: какой-то кислый господин поправляет бутоньерку; толстуха в лиловом с досадой замечает, что веер сломан; в охапке желтых тюльпанов два уже наклонили голову, сморенные последним сном. Том не знал, что из этого было знаком, не знал, было ли в этот вечер в этом месте что-то, что знаком не являлось.

Вдруг до его ноздрей донесся превосходный и тонкий кокосовый запах, и он, как борзая, на этот запах оглянулся, замерев и поджавшись всем телом. Та, кого увидел Том, сначала показалась ему весьма миловидной и смутно знакомой, но первое впечатление тут же смыло волной необыкновенного, леденящего душу восторга и ужаса.

На ступеньках лестницы стояла Фликке Нюквист в подвенечном платье его пропавшей жены. Война Алой и Белой роз шла на ее щеках, и Алая одерживала верх.

* * *