Арысь-поле (сборник)

Вдруг на ум ему пришла мысль, которую он за последние сутки ни разу не удосужился подумать. Что, если Фликке не хочет его? Что, если, покинув ратушу, она и думать забыла о незадачливом кавалере, даже не сумевшем произвести хоть сколько-нибудь приятное впечатление на ее отца? От этой мысли Том оцепенел. «Старый я дурак», — подумал Том. Он вспомнил о Малесте, с которой так неблагодарно поступил, и уже почти раскаялся, что позволил себе эту страсть — как будто в его силах было не позволить. Том готов был уйти; не хотелось только снова лезть через кусты. Он медлил, размышляя, не стоит ли дойти до ворот и попробовать перебраться через них. «Надо взять себя в руки, — подумал Том. — Моя старая жизнь все еще при мне, я еще не успел наломать дров, ничего не разрушил, всего могу избежать».

Тем временем Фликке в благословенном отчаянии влюбленного сердца решилась на побег. Перед нею открылась пропасть любовного вдохновения, и Фликке смело шагнула в бездну, предвкушая, как бесперые, бестелесные ангелы, сотканные из света небесного, тут же подхватят ее и понесут невредимо. Каждый, кто любит впервые, уповает на них.

Девочка решила, что не возьмет с собою из родительского дома ничего, уйдет налегке, без единой монеты, без смены белья. Там, куда повлекут ее светоносные птицы, она найдет все, что ей необходимо: любовь Тома, легкий и прочный кокон, который защитит ее от невзгоды и смерти. Фликке надела пальто поверх ночной рубашки и туфли, в которых танцевала на балу. Туфли были ее талисманом, туфли должны были привести ее к Тому, где бы он ни был. Надела бы и платье, но оно было конфисковано матушкой и заперто в чулане. Фликке в последний раз окинула взглядом свою комнату. Комната была чужая, ничто в ней было не мило, не близко, не дорого сердцу. Убедившись в этом, девочка легко распахнула окно и вспрыгнула на подоконник.

Изумлению Тома не было предела. В раскрытом окне увидел он силуэт Фликке, и прежде чем Том хоть что-то сообразил, силуэт исчез. Девочка не спланировала вниз бесшумно, как чайка, не опустилась плавно, как русалка в морской пучине, окруженная ореолом развевающихся волос. Она рухнула на взрытую клумбу и пребольно подвернула ногу. В сумерках Том едва мог разглядеть ее, зато ей самой превосходно было видно Тома, шагающего к ней через прямоугольники света, льющегося из окон. Не успела Фликке порадоваться тому, что он так скоро ее нашел, как где-то совсем рядом послышались тихий рык, оборвавшийся коротким стоном, и шумное звериное дыхание.

Из темного ниоткуда за спиной Тома длинным и ловким скачком вылетело странное существо, вроде тонконогого пса или высокой лисицы; вокруг холки и боков его полоскалась не то ткань, не то лоскуты кожи. Омерзительное и грозное, оно целилось в шею человека, спешащего на помощь Фликке, а человек, знала девочка, даже не мог его слышать. Крик Фликке был бы напрасен; без участия мысли рука ее выхватила из кармана горсть заговоренной соли и изо всех сил швырнула в зверя.

Зверь успел задеть лапой плечо Тома; Том не удержался на ногах и упал.

Арысь-поле взвизгнула тонко, почти по-девичьи, и в ту же секунду ее объяло темное, красноватое пламя. Поднимаясь с колен, Том видел, как перед самыми его глазами разогнулись в последнем прыжке шерстяные ноги. Пылающая лисица подмяла под себя ребенка, нет, обняла его, прижала к сердцу всеми четырьмя лапами, и огненным клубком они покатились с клумбы, дальше по лужайке, по склону в сторону озера. Том бежал вслед, бесполезно размахивая руками. Он догнал лишь клочья черного пепла, поднявшегося в воздух; дразня и танцуя, они летали у его лица.

Шалый зверь Арысь-поле нашла своего детеныша, и ничто отныне не могло разлучить их, пригоревших друг к другу намертво.

* * *

Мы не демоны ваши, мы не ангелы ваши, не коты, не циклопы, не слепой случай, мы случай зоркий и остроухий, мы те же создания Божьи, но не люди, не люди. Мы течем сквозь вас, как река, стоим на вашей дороге, как путевые камни, мы не владеем вашей судьбой, но даем от нее поводья, чтобы вы могли вдохновенно править бестолковыми вашими жизнями. Чтобы, расходясь и сплетаясь, вы сновали, как челноки, между нитей основы, проложенных для вас Всевышним. Чтобы ткали ковер, чья краса и порядок превыше вашего и нашего разумения. Мы смеемся над вами и плачем по вам, мы голодны и лукавы, мы никогда не устанем от нашей работы, никогда не пресытимся нашей забавой.