Арысь-поле

Проснулись они почти одновременно от духоты и солнечных лучей, бивших в глаза, а в приоткрытое окно вползал еще и жаркий влажный воздух.

– Субтропики, блин, – Слава потянулся.

Вадим открыл дверцу – трава, рыжая от грязевых потоков, практически высохла, но кое-где еще виднелись неглубокие лужи. Посмотрел на часы.

– Хорошо мы придавили четыре часика.

– Выспаться – это святое, – Слава резко сел, мотая головой, – во, погодку нам удружили.

– Ты вчера видел женщину? – спросил Вадим.

– Валю? Конечно, видел, а что?

– Не Валю, другую женщину.

– Какую другую? – Слава искренне удивился.

– Из огоньков, что поднимались от реки вместе с нами. Они сложились в фигуру; у нее были длинные волосы…

– Хорош тебе, – перебил Слава, – от вчерашнего дождя я, вроде, отрезвел. Бред все это собачий. Вот, вчера была настоящая, живая природа во всей своей красе. И ты хочешь сказать, что она подвластна каким-то каменным истуканам и старику с факелами? Никогда не поверю. Теперь не поверю, – поправился он, – это все, знаешь, от скуки и невостребованности дурные мысли в голову лезут – хочется чего-то загадочного, потому что остальное уже понятно и неинтересно. И огоньки твои… я, конечно, не силен в биологии, но думаю, что это светлячки, живущие у воды. Они раньше нас почувствовали приближение потопа и потянулись к лесу – туда, где посуше.

– А Арысь-поле?.. А ужик?.. – Вадим ехидно прищурился.

– Ужик – это неизвестная рептилия, сохранившаяся, может, с ледникового периода, типа, Несси, а Арысь-поле?.. Я ж не говорю, что видел ее. Может, этот старый хрен – гипнотизер на пенсии. Кстати, он мне тоже травы насовал, но совсем другой; она, говорит, поможет тебе здраво мыслить. Так вот, если б я здраво мыслил, я б вчера до дождя свалил отсюда, а не мок под забором всю ночь, как бездомный пес. Вот и все его чародейство.

– Ну, почему?.. – Вадим достал сигарету, – рассуждаешь ты весьма здраво, то есть, именно так он и хотел, чтоб ты рассуждал.

Слава смотрел удивленно, но молчал; осторожно спустил босую ногу и не выходя из машины, пощупал землю.

– Глина до вечера не просохнет, так что поедем, скорее всего, ближе к ночи.

– Пойдем, посмотрим, как там наши кладоискатели, – выпрыгнув из машины, Вадим потянулся. Одежда его почти высохла, и глина, превратившись в корку, даже потрескалась, – или пойти постирать сначала, а то по городу ходить в плавках – могут неправильно понять?

– Пойдем, пройдемся, потом постираешь, – Славина одежда была гораздо чище, и он сразу разложил ее на капоте, – на такой жаре все десять раз высохнет.

Они медленно пошли вверх по склону. Следов ночной бури оставалось все меньше, и даже река вернулась в берега, еле слышно плеща в корнях кустов. Вадим посмотрел на них с благодарностью, вспомнив, как катился, подгоняемый бурным потоком, как барахтался в грязи, цепляясь за хлипкие ветки. Все это могло показаться ночным кошмаром, если б не разодранное плечо, синяки, проявившиеся на ногах, и отсутствие палатки… И тут он вспомнил, что вместе с палаткой, исчезла и фотография!..

Сначала Вадиму стало безумно жаль ее, будто он потерял самого близкого человека, но потом сообразил, что аппарат-то с пленкой остался, и при желании можно сделать, сколько угодно новых отпечатков. Эта мысль успокоила – получалось, вроде, он просто ненадолго расстался с девушками, и они ждут его дома.

Глина под травой, действительно, сохранила влагу, поэтому ноги скользили, и приходилось цепляться друг за друга, но было уже не страшно, а весело. Подходя к хутору, они увидели, что забор, ночью сдерживавший натиск воды, наклонился.

– Это не я, – пошутил Слава, а сам подумал, что еще немного, и все сооружение могло сползти вниз, и тогда неизвестно, кому бы досталось больше, Вадиму или ему.

Сруб не пострадал вовсе, и хоть внутри него стояла вода, ни одно бревно не упало и ни одно стропило не рухнуло.

– Пойдем на кладбище, – предложил Слава, – интересно все-таки, что они там откопали.

Перед Вадимом мгновенно возникла картина – трепещущий в воздухе, светящийся женский силуэт; фигура с занесенной лопатой в свете молнии; раскат грома, сотрясающий землю… Все эти события казались ему неразрывно связанными, и не важно, что Слава думал по-другому – спорить с ним не имело смысла.

Первое, что они увидели, было обрушившееся надгробье Насти Чугайновой. Подмытое водой, оно рухнуло в яму, выкопанную кладоискателями, и теперь лежало портретом вниз. Один угол плиты был приподнят, и оттуда тянулся длинный желтый язык вымытого песка. Второе надгробье – блестящее, омытое дождем, стояло ровно и неприступно.

– Сейчас посмотрим, что там было, – Слава подошел к могиле – из-под плиты торчала посиневшая человеческая рука.

– Похоже отсюда лучше делать ноги. Это уже не глюки, а реальный труп… – Вадим остановился в нескольких шагах.

– И что? – Слава выглядел таким спокойным, вроде, каждый день находил трупы, – никто его не убивал – все естественно… а нечего по чужим могилам шляться. Называется – собаке собачья смерть, но мне интересно, куда делось то, что они нашли?..

– Чтоб это узнать, надо поднять плиту.

– Уверен? Смотри, как она глубоко села, а ямка-то была этому сморчку, максимум, по яйца. Эту штуку могла унести вода, так что, по идее, она должна быть поблизости, но я ее не вижу.

– А почему тогда не унесло труп?

– Помнишь, как он вопил, что не может вылезти? – Слава подошел к краю ямы; песок шурша потек вниз тоненьким ручейком, но ручеек быстро иссяк, – смотри, там, где он копал, стенка отвесная, а которая к реке, пологая, понял?

– Понял. А меня еще интересует, куда делась его жена?

– Кстати, да, – Слава огляделся. Зеленые листья упруго торчали на сохранившихся ветках, чистые и глянцевые; ясное голубое небо обнимало землю, и торчащая из-под камня рука казалась чудовищной декорацией к спектаклю сумасшедшего режиссера, но больше поблизости никого не было.

Слава отошел от могилы и посмотрел вниз. Река блестела, слегка морщась у берегов; с нее исчезли шапки пены, но сама вода оставалась еще мутной и в ней медленно дрейфовали несколько сломанных сучьев.

Вадим все еще разглядывал рухнувший памятник, когда Слава сказал:

– Кажется, я вижу Валюшу Чугайнову. Вон, – он вытянул руку, – около того берега, на мелководье. Где осока, видишь?

Вадим повернулся и, действительно, увидел покачивавшееся на воде тело в майке грязно-синего цвета. Зрелище показалось Вадиму гораздо страшнее, чем торчащая из-под камня рука, ведь он и сам мог качаться сейчас на этих спокойных ласковых волнах, если б не кусты. …Нет, я не мог оказаться там! И, вообще, в этом есть что-то ненормальное, не вяжущееся с обычной человеческой логикой – два трупа совершенно мирно сосуществуют с ярким солнцем, голубым небом и полной негой природы… или природа отдыхает, совершив абсолютно нелогичный, страшный поступок? Так не должно быть. Для всего существует свое настроение и свое внутреннее состояние…

– Вадик, да плюнь ты, – Слава будто прочитал его мысли, – всяк находит свой конец, так что утонуть тебе не судьба. Можешь купаться спокойно, – он потряс Вадима за плечо, – ну, очнись – не бери дурное в голову.

– Не буду. Но я не понимаю – была полная идиллия; потом наступает кошмар, убивает двух человек, и снова идиллия!..

– А ты телевизор смотришь? Тайфун налетает, сносит полгорода и уходит дальше. Или то же землетрясение. Это ж природа – как модно говорить, «моментальный выплеск колоссальной энергии»… Пошли отсюда.

Вадим двинулся вниз первым, глядя себе под ноги. Все равно никакие объяснения, никакая логика не могли убедить его в естественности произошедшего.

– Может, попробуем все-таки свалить отсюда? – предложил Слава, видя настроение друга.

– А?.. – Вадим поднял голову, – давай я сначала простирну джинсы, пока они сохнут, съедим чего-нибудь…

– Тушенку. Кроме нее, у нас ничего нет. Кстати, можешь водочки выпить, там еще осталось – мне-то за рулем ехать.

– Можно и водочки, – Вадим пошел к берегу.

Глядя ему вслед, Слава думал, что пора кончать балаган; и очень хорошо, что вместе с палаткой пропала фотография. Надо забыть, к черту, всю эту историю!.. Он уже хотел залезть в машину и включить музыку, когда услышал голос Вадима:

– Иди сюда! Скорее!..

Слава опрометью бросился к берегу. Вадим стоял у самой воды, держа в руках свои многострадальные джинсы. Слава остановился рядом, не понимая, что случилось, – смотри. Что это?