Арзамас-городок

Как ручки сделают, так спинка износит.

Наша кожа и на выставку гожа.

Наш мех не на посмех. Любому на ворот, на шубу — всему российскому люду.

Лучшие кошмы — арзамасские.

Не до барыша, была бы слава хороша.

Прочно обжились эти пословицы и поговорки в арзамасских купеческих домах:

Барыш с убытком в одних санях ездят.

Без ума торговать, деньги терять.

На хороший товар много купцов.

Речка урочит, дорожка купца учит.

Денежка рубль бережет.

Арзамасский купец ста товарам цену знает.

Худо нажитое впрок не пойдет.

Не вдруг богатей, дольше проживешь.

Торгуй правдою, больше барыша будет.

Хороший купец и себя, и мир кормит.

Крепила арзамасскую семью и такая мудрость — памятка мужу, назидание жене и детям:

Муж — не сапог, с ноги не скинешь.

Жена — не рукавица, с руки не сбросишь.

Где любовь, там и Бог.

Красна пава перьями, а мужняя жена умной головой.

Обиходливой хозяйкой все в доме стоит.

Где грозно, там и розно.

На красивого глядеть хорошо, а с умным жить легко.

Малы детушки, что часты звездочки: и светят, и радуют.

Ласковое дитя две матки сосет.

Покорному дитяти все кстати.

АРЗАМАССКОЕ ЛИХОЛЕТЬЕ　

Так и называли последние пятнадцать лет XIX века горожане — время горькое, неприбыточное. Волгой, невиданными доселе железными дорогами — все мимо, мимо поплыли　и покатили купеческие товары с юга, с восточных окраин… И разом прекратился прежде такой доходный извозный промысел, перестал Арзамас служить подторжьем Нижегородской ярмарки, убрали хозяева заезжих дворов зазывные елочки, исчез с базаров и оскудевших ярмарок приезжий торговый люд. Короче, арзамасцы только кормились, а денежку не наживали. В конце века, как рассказывали старожилы, запустение виделось во всем, лишь в базарные дни и оживал малость городок. Для приглядчивого приезжего только богатое убранство церквей и говорило о том, что Арзамас знавал куда лучшие дни.

С последней четверти века, в годы упадка, при общем оскудении, стал заметно меняться быт арзамасцев. Вот как об этом писал историк города Н. М. Щегольков:

«… В Гостином ряду более 20 лавок стояли пустые, в Мучном ряду также около 10 лавок никем не были заарендованы. Лавочная торговля шла самым плачевным образом. Местные торговцы беднели, разорялись. Многие природные арзамасцы в поисках куска хлеба разъехались по другим городам и остались там навсегда.

Особенно грустна была судьба мальчиков из небогатых мещанских семей… Не успеет мальчик окончить городское училище, лет 12-ти, пока не перерос, везут его на Нижегородскую ярмарку, мать или тетка ходит с ним там по номерам и предлагает каждому встречному: „Не надо ли вам мальчика?“ И отдавали мальчиков куда попало: некогда было разбирать, к хорошему человеку или нет, к солидной фирме или к эксплуататору… Увозили из Арзамаса ежегодно не менее полусотни таких мальчиков. И куда только их не заносила судьба…

При скудной наживе арзамасцам было уже не до построек: за эти лихие годы в Арзамасе не выстроено ни одного хорошего дома.

Внешнему разрушению соответствовала и бедная внутренняя обстановка. Только в одежде арзамасцы обоего пола продолжали тянуться за модой, все свои заработанные деньжонки употребляли на щегольство и внешний блеск, стараясь этим как-нибудь обмануть друг друга… При недостатках средств все, что оставалось ценного после предков, пошло на продажу: старинные жемчуги, золотые вещи, национальные костюмы, столовое серебро… все это сошло с рук. Один богатый житель Выездной слободы вздумал купить старинный женский национальный костюм, но такового уже не нашлось во всей Выездной ни за какую цену, все уже было продано… Офени-вязниковцы, покупатели старинных вещей, то и дело ездили в Арзамас, точно на ярмарку, скупали за бесценок старинные вещи и наживались…»

Первой жертвой лихолетья стала нравственность горожан. Падали «нравы» в среде наемных рабочих кожевенных и кошмовальных заводов, обедневших мастеровых, иных мещан. Объявилось пьянство, социальное озлобление.