— Меня на свадьбе поиграть попросили, — начал рассказывать мне мертвый Костя. — Я вообще в институт шел. Говорю: «У меня даже инструмента с собой нет». А мне в ответ: «Выдадут, не тревожьтесь».
Когда он услышал, что едут в «Усадьбу», то был уверен, что речь — о кафе на Запсковье, но машина за мостом через реку Пскову сразу свернула вглубь старинной малоэтажной застройки, долго петляла по улочкам и высадила пассажиров перед жилым зданием аварийного вида без вывески.
Торжество проходило в подвале. По лабиринту узких ходов с крысами его провели в зал, такой низкий, что рослый музыкант едва не стукался о потолок макушкой. Вместо электричества на столах коптили масляные светильники, а гости были одни старики и старухи, на вид все как беглые каторжники. Молодоженов он поначалу не заприметил, но потом в одном из темных углов мелькнуло белое платье. Новобрачную звали к гостям, но та будто стеснялась или боялась чего-то. Наконец со своего места встала дородная старуха, бывшая за главную, вывела девушку под руку, усадила рядом с собой, плеснула ей вина и бросила на тарелку шмат вареного мяса.
На бледной шее у невесты музыкант мельком заметил тонкое черное колье. Любопытствуя, он привстал, как бы ненароком подошел ближе и тогда рассмотрел через вуаль лицо своей второкурсницы. У ближайшей из старух тихо поинтересовался про жениха и услышал в ответ: «
— Другая ведьма балалайку сует
С проклятого торжества музыкант, как был с балалайкой, бросился прочь. Отыскав выход из полутемного зала, он бежал, спотыкаясь, по коридорам за обманчивым светом вдали. Когда совсем запыхался, сел на пол и тут только заметил, что вместо балалайки держит в руках веревку. Поднял глаза и увидел под потолком ржавую трубу. Пахло землей и овощной гнилью.
— «
— Странная свадьба-то. В восемь утра.
Костя нервно кивнул.
— Небось, гонорар посулили хороший?
— Да не в гонораре дело!
— Знакомый кто?
Не успел он ответить, как дверь в туалет интеллигентно отворилась. На пороге возник преподаватель естествознания доктор физ-мат наук Фридрих Карлович Эхт.
В конце сентября он сменил на курсе скоропостижно скончавшегося старичка-биолога. С зоофака старичок принес с собой обидную кличку — «Копролит». Лет Копролиту было не меньше сотни, и настоящего его имени никто не помнил. Хотя умер он прямо посреди нашей пары, о случившемся мы узнали только на следующий день: тогда, на лекции, все подумали, что преподаватель, как бывало с ним не раз, просто заснул за столом.
— Здесь не курят, — объявил Фридрих Карлович, просверлил взором пустое место, где только что стоял Костя, и потом посмотрел на меня.
— Здравствуйте, — у меня во рту так и осталась незажженная сигарета. На полу валялась рассыпанная пачка.
Эхт сдержанно кивнул и пошел к писсуару своей хромающей на обе ноги походкой. Странный препод, если не сказать зловещий. Все боялись его, и даже Светка не пропустила, кажется, ни одной лекции по естествознанию, хотя забивала на всё подряд. Когда раздался звук струи о фарфор, то, готов поклясться, что в туалетном воздухе я различил запах серы.
После «окна» у нас в расписании стоял семинар по православной культуре. Занятия вела Абакумова, в прошлом преподаватель научного коммунизма. Говорили, что свой прежний курс она всегда заканчивала авторской экскурсией в домике «Искры». Нам же предстояла прогулка по псковскому крому с посещением Свято-Троицкого собора.
Оставалось еще минут сорок, но в кафешке на первом этаже девочки оккупировали все сидячие места, и я решил прогуляться. До крома, который на московский манер все называют кремлем, метров сто ходу: надо перейти через Октябрьский проспект, обойти кинотеатр «Октябрь» и спуститься с возвышенности.