– Скажите, где болит, – на этих словах голос дрогнул.
В его глазах промелькнуло понимание, брови изогнулись, пока он сосредотачивался.
– Думаю… ребро сломано. – Андрес поморщился, опустив руку к туловищу. – Или два.
– Мне стоит позвать врача?
– Нет, – пробурчал он.
– Но что, если у вас внутреннее кровотечение?
– Врачи – не ведуньи. Искалеченных ведунов не вылечат.
Сейчас мы были в безопасности, спасены от какой бы то ни было ошибки, которую совершили, но поведение Андреса подымало во мне волну страха. Какой вред его голове мог нанести тот удар? Переживет ли он вообще эту ночь?..
– Ну, разумеется, врач сможет вылечить искалеченного ведуна, – спокойно настояла я.
– Пиками проткнуть да сжечь ведунью, – пробормотал Андрес, его глаза под закрытыми веками затрепетали. – Землю посолить, а прах развеять.
Виток страха, обернувшегося вокруг моих легких, только разросся. В словах Андреса не было никакого смысла.
– Вас никто не собирается сжигать, падре Андрес, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал властно. – Не на моей территории. А теперь посмотрите на меня.
Он распахнул глаза, и в его взгляде читалось такое открытое обожание, что еще немного, и в моей груди бы что-то оборвалось.
– Вам станет гораздо лучше после того, как вы поспите.
– Поспите, – мечтательно повторил Андрес.
Да, отправить его в постель – отличная идея, но я была совсем не в состоянии протащить Андреса до покоев в задней части капеллы. Я проверила его конечности на наличие переломов, но не обнаружила никаких других повреждений, кроме ушибленной головы и поломанных ребер.
– Вы можете стоять?
Он утвердительно промычал и стал подниматься.
– Подождите. – Я встала на ноги; голова закружилась, в груди все сжалось. Лучше всего было бы довести Андреса, снова забросив его руку себе на плечо. Я собралась с силами, и он прижался ко мне теплым телом, слишком тяжелый.
– Нет, вам нужно стоять самостоятельно.
Андрес выровнялся, и мы, слегка покачиваясь, отправились по извилистому проходу часовни. Иисус наблюдал за нами с деревянного распятия над алтарем. Свечи с алтаря отбрасывали тени на Его впалые скулы, придавая резному лицу снисходительный вид.
– Или помоги мне, или хватит осуждать, – пробормотала я себе под нос.
– М-м? – удивился Андрес.
Я не ответила. К счастью, он стал меньше опираться на меня и больше идти сам, когда мы приближались к комнатам в задней части часовни. Я предупредила Андреса, чтобы он был поаккуратнее с головой, и мы вошли в дверь.
В покоях стояла темнота, но то была темнота кроткая. Безопасная, мягкая, угольная темнота часовни.
Я прошла за Андресом к постели и помогла ему улечься.
Затем принялась искать свечи со спичками – они лежали на небольшом круглом камине. Я зажгла больше свечей, чем требовалось, – скорее из привычки, чем из настоящего страха. Здесь за нами никто не наблюдал. Здесь было тихо. Тихо, и только дождь барабанил по крыше; Андрес вздыхал, сбрасывая туфли и укладываясь на тонкий матрас.
Свечи заливали теплым светом скудно обставленную комнату. Я огляделась. Над камином висела икона Богоматери. Выбеленные стены, деревянный крест напротив Девы. На столе – глиняная миска и кувшин. Один стул и стопка книг с потертыми корешками у постели.
Андрес свернулся калачиком. На лбу у него поблескивали капли пота. Он вдруг свел брови от внезапной тревоги.
– Вы в порядке? – спросила я.
– Меня сейчас…
Я схватила глиняную миску и бросилась к Андресу через крошечную комнату – как раз вовремя. Его сильно вырвало. Я прикусила губу, продолжая держать миску, пока его не перестало тошнить и он, пораженный, не опустился щекой на матрас.
В один из дней я заметила за капеллой водяной насос.
Нежно откинув волосы с лица Андреса и пообещав ему скоро вернуться, я вынесла кувшин и запачканную миску под дождь. Прошло всего несколько минут, но дождь хлестал меня по лицу и едва не вымочил насквозь платье, пока я мыла миску и набирала кувшин.
Я уже возвращалась к комнате Андреса, с тяжелым кувшином в одной руке и миской в другой, когда почувствовала, как что-то аккуратно касается моей шеи – словно слегка дотронулся любопытный тарантул.
Чувство, что за мной наблюдают вернулось.
Я развернулась и прорычала:
– Не смей!
Но там ничего не было. Лишь густая, непроницаемая тьма, окутавшая долину Апан.
Я сверкнула глазами в темноту. А затем вошла в комнату к Андресу, поставила кувшин на стол и выудила из кармана платья маленький кусочек копала, который взяла за правило хранить там.
Как только у двери показался завиток дыма, я наполнила глиняную чашу водой для Андреса, но он уже погрузился в сон.
Я опустилась на колени у постели и прислонила голову к матрасу – аккуратно, чтобы не касаться его. Паника и страх высосали из меня силы до последней капли; теперь я была словно мокрая тряпка, которую все выжимали, выжимали и выжимали, а потом повесили сушиться.
Дыхание Андреса стало ровным и глубоким, и вскоре я присоединилась к нему, к его поднимающейся и опадающей груди.
Я распахнула глаза, услышав резкий стук в дверь.