Асфальт и тени

«Ну, эти, вестимо, к услышанному еще и своего с три короба навертят, представляю, какая сейчас свистопляска начнется, — уже шагая по длинному коридору к своему кабинету, подумал он. — Как все это не ко времени, да и зачем гусей дразнить?!»

4

Тощую пластиковую папку с предложениями по «Белому легиону» Малюта передал шефу за два дня до этой злосчастной пресс-конференции и с нетерпением ожидал оценки своих трудов. Уже сотни раз были перебраны в голове все возможные слабые места документа, обоснованы ответы на вероятные замечания, и вот, сидя на втором этаже ведомственной столовой, куда доступ был открыт всем сотрудникам, Скураш в очередной раз прокручивал самое узкое место будущего проекта — обоснование законности, появления самостоятельного силового образования, подчиненного Совнацстабу.

— Малюта Максимович, вам можно составить компанию? — прервал его терзания знакомый голос.

Подняв голову, он увидел дежурящего в приемной секретаря старичка-отставничка.

— Конечно, Иван Данилович, присаживайтесь, пожалуйста, — предупредительно отодвигая стул, улыбнулся Малюта.

— Ну-с, я вижу, вы уже вполне освоились, — разгружая на стол свой поднос, доброжелательно продолжил ветеран. — Правда, уж извините старика за любопытство, почему вы обедаете здесь, в общем, так сказать, зале? Вроде как не по чину…

— Так, Иван Данилович, жизнь поменялась, демократия цветет буйным цветом, вот и пытаюсь шагать в ногу со временем. День там обедаю, два — здесь. И у начальства на глазах, и для подчиненных доступнее.

Конечно, если уж быть до конца откровенным, обедать в этот гудящий, как пчелиный улей, двухэтажный стеклянный домик, кокетливо прильнувший к старинному собору в одном из переулков властного квартала, Малюта приходил из-за Инги. Поговорить в жующем и звенящем стеклом и металлом вертепе не удавалось, но попрожигать друг друга взглядами и демонстративно повздыхать можно было сколько угодно, главное — чтобы это не бросалось в глаза посторонним.

Увы, еще не написаны общие законы развития служебных романов, хотя и длятся они тысячелетия, поэтому каждый из них уникален, как уникален и самобытен всякий отпущенный нам Богом день.

— А знаете, Малюта Максимович, вы мне сразу понравились, и рассуждениями, и действиями, и рвением, а главное, что моя оценка совпала с мнениями близких мне по духу людей.

— Интересно, — отложив в сторону приборы, насторожился Малюта.

— Вы не волнуйтесь, молодой человек, ешьте, никакой опасности для вас наши мнения не представляют…

— Простите, а кто это «вы»?

— Да уже, почитай, никто. Так, группка людей в самом начале длинной очереди в крематорий. Старичье, одним словом.

— Это вы — старичье? Да вы сотне молодых фору дадите. Я же вижу, как вы работаете. Будь моя воля, половину своего управления разогнал бы и на место бездельников и лентяев поставил десяток таких вот старичков.

— Конечно, лестно слышать, но ведь это противоестественно. Старики-то все равно помрут, и на кого все это останется? — Иван Данилович обвел вокруг ложкой. — Что, снова все по ветру пустить, или вы тоже исповедуете веру в доброго дядюшку с Запада, который придет и все наладит?

— Да нет, насколько разумею, родни у нас там не водится.

— И правильно разумеете, только поменьше об этом говорите. Временщики постепенно заполняют коридоры власти. Мы, как никто другой, это видим. Сейчас что ни назначение, то какая-то линялая личность с сомнительной репутацией и со скрученной на запад головой. — Старик замолчал, чувствовалось, что эта тема давно его давит.

— Иван Данилович, не огорчайтесь. Просто все поменялось. Раньше коммунисты пытались строить коммунизм, а сейчас, наверное, пришла пора дать возможность капиталистам попробовать построить у нас капитализм. Не можем же мы продолжать жить ни там ни сям.

— Да разве я против, пускай себе строят, только исконное, материковое, на чем государство стоит, не разоряют. В государственности политика — это мишура, так, сменные одежки. Главное — национально-историческая самобытность, основа основ державности. Она кровью миллионов и тысячелетиями скреплена, а где кровь и время сливаются воедино, там сокрыта величайшая тайна, и не надо пытаться ее разгадывать, а уж тем более разорять и приспосабливать под себя. Не получится.

«Вот это дедок!» — поразился Малюта, а вслух произнес:

— У нас с вами какой-то удивительно философский обед получается…

— Не надо удивляться, поверьте мне, старику, если в ближайшее время не произойдут изменения, плита фундамента может расколоться по линии Волги, уж больно тяжел груз непонимания действий столицы, накопившийся в Азиатско-Сибирской части. А это может оказаться пострашнее Второй мировой войны. Ну да ладно, давайте оставим высшие материи, они аппетита не прибавляют. Кстати, эта столовая — самое безопасное для доверительных разговоров место на всей Старой площади…

— А почему так?