Асфодель (ЛП)

Драко вздохнул. До чего же замечательный снился ему сон… В нем не было отца, который мог бы рассердиться на его мать только потому, что она нисколько не боялась показать, насколько сильно любит его, Драко. В этом сне у них была счастливая, крепкая семья, и она ничем не отличалась от других семей. Это только несчастье у всех разное, а счастье всегда одинаковое. Вот поэтому Малфой спал и… улыбался. Он знал, что находится дома, в своей огромной кровати, и шелк простыней приятно обволакивал его тело. Рядом с ним кто-то завозился, и он обхватил привычным жестом чью-то талию. Услышал над ухом бормотание и, не открывая глаз, вдохнул поглубже восхитительный запах лесного ореха, исходящий от женщины, что лежала рядом.

Та попыталась отодвинуться, но он лишь крепче прижал ее к себе, настойчиво притягивая поближе. Она снова пошевелилась, повернулась к нему и почему-то испуганно вскрикнула. Драко моментально проснулся. Когда, снимая остатки дремоты, он провел по лицу ладонью, в первый момент ему показалось, что он все еще продолжает видеть сон, но неумолимый разум уже подсказывал: это реальность. Причем необъяснимая, но от того не менее невозможная — на него смотрели огромные от потрясения глаза Гермионы Грейнджер.

Все еще пребывая в состоянии полного ступора, он ничего не понимающим взглядом уставился на ее спутанные после сна волосы, пухлые розовые губы; на низкое декольте светло-зеленой шелковой ночной сорочки, откуда выглядывала аппетитная грудь с соблазнительной ложбинкой между двумя упругими полушариями. Очевидно он чересчур выразительно изучал эту часть ее тела, потому что Грейнджер, уловив направление его взгляда, ойкнула и густо залилась краской. Потом схватила край одеяла и быстро прикрылась, лишив его столь живописного зрелища. Драко еще раз посмотрел в ее растерянные карие глаза и тут до него дошло: ведь это не кто иной, как Грейнджер. Грейнджер, мать ее! Что, во имя отсохшей руки Мерлина, делала она в его постели? Да еще и с таким видом, словно отменно выспалась? Мысли расползались, как котята из корзинки. Малфой сел в кровати и яростно выпалил:

— Какого хрена ты…

Гермиона резко выбросила вперед руку и плотно зажала ему рот, не давая возможности продолжить свою тираду. Одеяло при этом движении сползло и перед глазами Драко снова открылся прекрасный вид на некоторые особенности ее телосложения. Губы против воли стали расползаться в ухмылке, и Грейнджер, осознав причину его веселья, тут же стянула свободной рукой края выреза, чтобы поднять его чуть ли не к подбородку.

— Следи за языком, — холодно, но в то же время спокойно, проговорила она. — Здесь дети.

Отняла ладонь от его лица и, внимательно посмотрев на нее, вдруг брезгливо вытерла о шелк простыней, как если б она оказалась испачканной. Словно стирая ее прикосновение, Драко тоже нервно провел рукой по губам:

— Не смей прикасаться ко мне, грязнокровка! — напрочь игнорируя ее предупреждение, воскликнул он в очередной раз выходя из себя.

У Гермионы рот открылся от такого откровенного хамства. Глаза ее сузились и она прошипела, точно рассерженная кошка:

— Почему-то моя грязная кровь не останавливала тебя сегодня утром, когда ты так увлеченно меня лапал!

Вспомнив об этом, Драко бросило в жар, и опять он задался вопросом, что же все-таки случилось, и как они оба оказались в таком недопустимом положении. Так и не придя ни к какой мысли по этому поводу, он вдруг снова рассвирепел:

— Пошла вон с моей кровати, Грейнджер! — яростно взревел он и столкнул ее с постели.

Когда она упала, испуганный вскрик ненавистной грязнокровки оказался для его ушей сладчайшей музыкой.

***

Гермиона мягко шлепнулась на пол и тут же ахнула. Не от боли, нет, а от того, насколько холодно оказалось очутиться без одеяла в одной сорочке. Одеяние, стоившее, по всей видимости, очень и очень недешево, едва доходило до середины бедра, а узенькие бретельки, способные только поддерживать тончайший шелк, предназначались явно не для сохранения тепла. К тому же сорочка еще и задралась самым непристойным образом, что вовсе не способствовало к тому, чтобы согреться.

Услышав ее сокрушенный вздох, Драко свесился с кровати, чтобы посмотреть, не сломала ли она себе чего после падения и, увидев ее практически в голом виде, присвистнул:

— Вот это да! Грейнджер, ты…

На большее его не хватило, а Гермиона, увидев его пристальный взгляд почувствовала, как жарко вдруг стало в животе, и заалела пуще прежнего.