Асгард Возрождённый

Гномам пришлось в ужасе бежать за пределы кольца пылающих рун, спасаясь от заполнившего воздух огня и дыма, к которому теперь добавились облака жгучего пепла.

Остались только трое – сам Один, волк Фенрир да Гулльвейг, Мать Ведьм. Не считая Скьёльда, так и оставшегося лежать, закрывая голову руками.

Сорвавшаяся с привязи сила буйствовала и бушевала над Асгардом. Стены и башни его стояли непоколебимо, однако что Одину в прочности мёртвого камня? Руны асов оставались темны и мертвы, души их не находили дорогу к сотворяемой Отцом Богов для них плоти.

Напор обрушивавшейся на Асгард мощи поражал и потрясал. Сила, не находя воплощения, воспламеняла сам воздух, ища выхода в уничтожении. На Старом Хрофте задымились его плащ и знаменитая широкополая шляпа, однако он продолжал удерживать заклятие, каждая из рун пылала перед его глазами, до рези отчётливая, но…

Но передать живительную силу теням асов ему никак не удавалось.

– Один! – В голосе Гулльвейг был самый настоящий ужас. – Скорее… Дальние… только они смогут…

– Нет! – хрипло вскаркнул Отец Богов. – Только я! Только я сам!..

– Глупец, ты погубишь и себя, и их, и нас! – взвизгнула Мать Ведьм.

– В-великий бог… – кажется, это подал голос Скьёльд. Нет уж, хозяин Асгарда победит сам, победит один, как и положено Асу Воронов!..

Один не ответил. Он словно разом тянул из себя живую кость и пытался поднять неподъёмный, давящий на плечи груз. Он должен, он сможет, он – Ас Воронов.

Он должен!

Альвийский меч поднялся подрагивая, с трудом и вроде б даже неуверенно. Но с первым же росчерком его острия дрожь унималась, словно Старый Хрофт обретал уверенность от каждого движения. Он чертил новую руну, чертил, невольно вспоминая кузницу Оружейницы и то, как рождались их с Райной клинки, покидая огненное горнило, словно материнскую утробу.

Руна, что рождалась прямо на глазах, была совершенно новой. Облик её складывался сам собой, из отдельных росчерков, каждым из которых Один старался связать священный символ с одной из стихий.

Вечные вода и огонь, земля и воздух. Смерть и жизнь. Душа и тело. Свет и тьма. Всё то, что живёт и дышит магией, соединялось в сложном, многосмысловом рунире, и по линиям его словно бежала сейчас сама кровь Старого Хрофта.

Вот она, вот она! То, чего недоставало в цепи, что должно замкнуть её окончательно!

…И Отцу Дружин до последнего казалось, что он таки сумеет стянуть вместе концы распадающегося обруча, когда небо надо головами лопнуло, и сотни, тысячи исполинских зелёных кристаллов со злобными зубастыми пастями, что корчились за блестящими смарагдовыми гранями, устремились отвесно вниз, прямо к земле, словно поток стрел, разом пущенных полком искусных лучников.

* * *

– Каррр! – забил крылами громадный ворон, вздымаясь над замершими с одной стороны людьми, и Ракотом и Райной – с другой.

Валькирия смотрела прямо на свою мать. Она казалась живой, совершенно такой же, как в тот день, когда грозный бог Один увёз с собой на восьминогом Слейпнире маленькую Рандгрид.

– Что с тобой, Сигрун? – начал один из мужчин.

Мать Райны остановила его властным жестом:

– Идите. Ступайте. Я… вас догоню. Потом.

– Но…

– Идите! – рявкнула богатырка, и на сей раз её уже никто не ослушался.

Озираясь и что-то бормоча себе под нос, люди и в самом деле двинулись дальше. Ворон слетел вниз, устроившись на толстой ветви прямо рядом с валькирией.

– Мама, – не своим голосом еле-еле выговорила валькирия.

– Дочка, – точно так же, сдавленно, сказала и Сигрун.

Они бросились друг к другу.

– Дадим им поговорить? – обратился Ракот к Ворону. – Не будем подглядывать и подслушивать?

– Каррр! – негодующе возразил Ворон, расправляя широченные крыла. Улетать он явно никуда не собирался.

Ракот пожал плечами и демонстративно повернулся спиной.

Воительница и её мать столкнулись, ударились друг в друга, словно две льдины, что, ломая и кроша края, на время становятся единым целым в весеннем ледоходе.

– Мама…

Да, это был запах дома. Он никуда не делся, всплыл из глубин памяти, несмотря на все прошедшие века. И одежда на маме была та самая, памятная, из детства – длинное домотканое платье с вышивкой у ворота, с широким поясом.

– Ты… ты умерла, дочка? – Сигрун резко отстранилась вдруг, на лице отразился ужас. – Ты… погибла?

– Нет, мама, нет! – Райна захлёбывалась и торопилась. Пусть она не боится, пусть она не пугается! – Я жива. Я пришла за тобой.

– Пришла за мной? – Глаза Сигрун широко раскрылись.

– Ну да. За тобой. Чтобы вывести тебя отсюда, из страны мёртвых, чтобы ты жила бы вновь!

– Что ты говоришь, дочка, что ты несёшь?! Да разве ж мыслимо такое?! Всему живому положено умереть, а потом выполнять свой долг тут, в стране засмертной, пока сам мир этот стоит!

– Вот другие пусть и выполняют! А я пришла за тобой! Отец, великий Один, освободил уже асов и асиний, а я должна вывести тебя!

Губы Сигрун дрогнули в слабой и горькой улыбке.

– Значит, обо мне великий бог не вспомнил… что ж, наверное, оно так и должно быть. Я не богиня. Я всего лишь дочь великана-йотуна, и…