— И добился от самого министра разрешения Амиофи торговать на рынке. А Главного инспектора даже не поставил в известность.
— Что ты говоришь!
— То, что слышишь.
Эта новость так ошеломила Эдну, что она чуть было не вскочила с постели, но рана тут–же напомнила ей, почему она находится в больнице. Некоторое время она от удивления не могла даже ответить на вопрос Анжелы: «Ты что, ничего об этом не знала?» Да, не знала. Но ведь известие было столь важным, что о нем Мам непременно сообщила бы Эдне, как только та пришла в себя и открыла глаза. Почему же Мам скрыла от нее такую новость? А если не скрыла, то как же так вышло, что сама Мам ничего не знает? Должно быть, что–нибудь случилось, но тут все перепуталось в голове у Эдны. Она попыталась было собраться с мыслями и понять наконец, в чем же тут дело.
— Джин, а ты не знаешь, когда Спио это сделал?
Задав такой вопрос, Эдна надеялась получить ответ, из которого бы явствовало, что, возможно, все это — ложные слухи, так как в африканских городах любое важное событие дня обрастало самыми невероятными подробностями.
— Когда? — переспросила Джин. — Как когда? Да в тот же день, в день демонстрации. Ты в котором часу попала в больницу?
— Не знаю. Ведь не я же сама пришла сюда, а меня привезли. И в котором часу, не знаю.
— Я могу уточнить, заявила Анжела (она тоже была в курсе дела). — В день демонстрации, уже после обеда, и на рынке, и в городе все было спокойно.
— Верно, верно, — подтвердила Джин. — Думаю, к часу или к двум женщины уже своего добились.
— Чего?
— А того, что Амиофи вернули отобранное у нее разрешение торговать на рынке.
— Вернули?
— Не вернули, конечно, а выписали новое, я же тебе уже говорила, благодаря Спио; не посоветовавшись с Главным инспектором, он пошел к самому министру и добился, что тот подписал нужную бумагу. Вот почему я и сказала тебе, что бедный Спио попал в весьма затруднительное положение, ведь на государственной службе высшие начальники не так легко прощают подобные вещи.
— Вообще не прощают, — уточнила Анжела.
Эдна задумалась.
Если Спио вмешался в ход событий после того, как ее ранили, то ясно, что этот важный документ не мог попасть в руки Мам, значит, не через ее посредство были восстановлены мир и порядок в рядах демонстрантов. И все же, если Мам словом ни о чем об этом не обмолвилась, выходит, сомнения Эдны не напрасны: здесь крылись какие–то особые причины, о которых бабушка не желала говорить. Предположим, ей самой никто не сообщил о том, как проходила демонстрация, которую она так тщательно подготовила и возглавила и во время которой чуть было не лишилась «своей девочки», тогда все было ясно: бабушка просто была огорчена и не хотела, чтобы тетушка Принцесса видела ее разочарование. Вы же слышали, что говорила тетушка Принцесса о человеческой неблагодарности, когда осуждала поступок «своей дочки» и участие матери в деле, которое, по ее мнению, касалось одной лишь Амиофи. А Эдна из–за этой самой Амиофи попала в больницу.
— Эдна, бедняжка, — сказала Анжела. — Я вижу, что у тебя глаза слипаются. Это мы виноваты, что утомили тебя своей болтовней…
— И еще заставили тебя много говорить, — добавила Джин. — С нашей стороны это просто некрасиво. Идем, Анжела. Пусть она отдохнет. Не надо ее будить, уйдем потихонечку!
После их ухода Эдна долго спала. И это пошло ей на пользу. Когда вечером пришла бабушка, опередив тетушку Принцессу, внучке не понадобилось ни о чем ее спрашивать. Мам сама завела речь о деле Амиофи.
— Ты знаешь, наконец–то все уладилось‚сказала бабушка.
Эдна надула губы, но не удержалась от упрека:
— Могла бы мне сказать об этом раньше, ведь ты же знала, что я все время думаю об одном: чем все кончилось после того, как меня увезли?
— Зря ты, моя девочка, меня упрекаешь. Я поехала в больницу вместе с тобой, а вышла отсюда только сегодня утром. Я даже спала рядом с тобой, на той вот кровати. Хорошо еще, что других больных в палате не оказалось, но я бы не сказала, что спала здесь с такими же удобствами, как дома. Откуда же, по–твоему, я могла знать, что там дальше случилось?
— Значит, тебе никто до сегодняшнего дня не сообщил, что Амиофи получила разрешение на торговлю?
— Э… Э… кое–что я, конечно, слышала… довольно удивительные вещи. Но я не…
— Выходит, наши дорогие «подружки» с рынка поступили не очень–то благородно по отношению к нам. Мы вместе подготовили демонстрацию, ты ее возглавила, я чуть было не погибла, а когда все кончилось, не нашлось никого, кто бы сообщил тебе о том, что мы выиграли бой. Ах, как подумаю теперь, что сама ходила к Спио и просила его выполнить нашу просьбу…
— Откуда ты–то все знаешь, Эдна? — удивилась бабушка.
— Джин и Анжела приходили днем меня навестить. Они мне все и рассказали.
— Джин и Анжела? Эти две девицы, с которыми ты подралась тогда? Они самые?