Ашантийская куколка

— А я тебе еще раз повторяю: грамота это дело, женщин, которые хотят работать в конторах, как будто бы они мужчины. Тебе это ни к чему. Да, впрочем, ты и сама знаешь, что судьба тебе назначена другая. Не забывай об этом, Эдна…

— Я и не забываю, а вдруг я захочу написать кому–нибудь письмо?

— Кому же это? Никак ты что–то задумала и скрываешь от меня?

— Да нет, Мам, совсем не поэтому. Просто я думаю, мало ли что может случиться. Я же от тебя ничего не скрываю, ты сама знаешь. Только вот что я думаю, так ли уж правильно ты поступила, когда взяла меня из школы после того случая. Почему ты захотела, чтобы я была всегда при тебе?

— Чтобы ты могла, когда придет время, занять мое место на рынке, доченька, а это самое главное. Я думала, ты это уже давным–давно поняла. Быть торговкой на рынке — это кое–что да значит! На нас, доченька, все государство держится.

— Да, конечно, государство–то на вас держится, а вот управлять собой вы позволяете разным дуракам, тому, кто сумел вас перехитрить. Почему это на ответственных постах у нас в стране нет ни одной торговки?

— Да что ты, Эдна, разве можно находиться в одна и тоже время и на рынке, и в учреждении?

— Особенно если не умеешь ни писать, ни читать! Вообще понятия не имеешь о том, чем там занимаются в этих учреждениях!

— Тут, пожалуй, ты права. И все–таки, несмотря ни на что, мы, рыночные торговки, принимаем самое непосредственное участие в жизни страны, а все вместе составляем самое большое профсоюзное объединение. Доченька моя, нужно смотреть правде в глаза: раеве Доктору, например, удалось бы взять власть в свои руки, если бы его не поддержали мы, рыночные торговки?

— Да, Мам, это так. Хотя правда и то, что, придя к власти, Доктор даже намеком не дал понять, как он вам благодарен за вашу поддержку. Ничего подобного, ведь ты сама жаловалась, что жизнь рыночных торговок нисколько не улучшилась с тех пор, как к власти пришло правительство Доктора.

— Это потому, что он ухитрился ввести в правительство только членов своей семьи да людей из своей партии. На то она и политика, доченька, ничего не поделаешь.

— А ты думаешь, Мам, что, будь члены его семьи и люди из его партии неграмотными, они все равно вошли бы в правительство?

— Опять ты за свое!

— Мам, но ведь это же очень важно. Ну скажи, как рыночные торговки могут использовать свои права да еще управлять страной, если они неграмотные?

— А их никто и не просит управлять страной, доченька моя. Каждый должен занимать свое место, только тогда в жизни все будет ладно.

— Да и тогда на первом месте среди нас будет Адима со своими такси. А все прочие, что еле–еле концы с концами сводят, будут каждый грош экономить, лишь бы купить себе приличное платье или пару туфель.

— А пускай не одеваются по–европейски.

— Но ведь они женщины, Мам, а красивые вещи, откуда бы они ни появлялись, всегда большой для всех соблазн.

— Не беспокойся, девочка. Все рыночные торговки могут купить столько платьев, сколько душе угодно. У кого–кого, а у них денег хватает.

— На что же они тогда жалуются, раз они такие богатые?

— Да они совсем не богатые, Эдна! Я, как тебе известно, прихожу торговать на рынок каждый день, что же я, по–твоему, богачка?

— Конечно, нет, Мам, но почему же ты хочешь, чтобы я обязательно заняла твое место на рынке, когда у тебя не будет сил сюда приходить? Вот чего я никак в толк не возьму. Ты что же, решила завещать мне свою бедность?

— Ох, слишком ты много рассуждаешь. Подойди ко мне, послушай, что я тебе скажу по секрету, на ушко… Жизнь так уж устроена: если ты мало зарабатываешь, то жалуйся погромче, чтобы другие слышали, что денег у тебя нет. А если зарабатываешь ты достаточно, чтобы жить как следует да еще кое–что откладывать, жалуйся, девочка моя, еще громче. Люди тебе не поверят, но все равно будет считаться, что ты ничего не зарабатываешь. Среди торговок так обычно и бывает. Скоро рождество, и ты сама прекрасно знаешь, как они его справляют, наши бедные торговки!

— Знаю, Мам, знаю… Подожди, я пойду спрошу, что нужно той даме…

— Ничего. Она просто идет мимо и смотрит.

— Сегодня просто ужасный день, никто ничего не покупает!

— Да, бывают такие дни!

— А тут еще этот болван навязался на мою голову, поговорить, видите ли, ему захотелось!

— Ты мне так и не сказала, чего он от тебя хотел?

— Поговорить со мной, вот и все.

— Все? И потому он торчал тут целый час, что хотел с тобой поговорить?

— Он мне наболтал такого, что я ничего не поняла и…

— Постой, постой, девочка, ты мне сказок не рассказывай. Тебе только двадцать два года, и я‑то знаю, почему ты всегда готова слушать, что тебе мужчин говорят.

— Мам…

— Да, знаю, и в душе даже радуюсь, потому что тебе за здорово живешь голову не заморочишь. Но все–таки повтори–ка, что он тебе говорил.

— Да ничего особенного, Мам, так, ерунду какую–то. Будто бы я выбиваю почву…

— Какую еще почву?

— Ну для разговора, конечно.

— Да, странный тебе попался поклонник.

— Никакой он мне не поклонник, Мам, ты же знаешь.

— А почему же он так добивался разговора с тобой? Объясни–ка мне, что–то никак в толк не возьму.