Ашлинг. Алый цвет жизни

—Хорошо, Мирка. Ладная ты ведь у Машки вышла. Ножки длинные, глазки зеленые, большие. Талия вон какая… Как у меня в молодости, а грудки — это наверное, в отцовскую породу. По моей ветке все не особо фигуристые были. Доски!

— Иди ножки помочи! — Крикнула я.

Снова начала моей внешностью восторгаться. Я в ней ничего особенного не видела.

Ба кряхтела, пока поднималась и шла ко мне. Рука аккуратно дотронулась до волос.

—А это цвет Сириусов. Фамильная черта. Пепельно-белые, густые, красивые. Поговаривали, что в нашем роду были когда-то лунные эльфы.

— И какая она была? Магия ваша.

— Опасная, детка. Опасная. Я мелкая была, и слышала, что из-за нее весь род приговорен к казни. Кроме меня и деда твоего. Но вроде уже говорила тебе, память подводит…

И больше ничего не сказала. Да я и не спрашивала. Окунулась в озеро, немного поплавала и вылезла на берег. Бабушку отвела домой, да в кровать уложила. Все же жара стоит, тяжко ей.

Жить в деревне — это работать круглые сутки. Я любила дом, но терпеть не могла грядки. Но бабуля получала минимальную пенсию, а я студентка. Подрабатываю фрилансером. Оставшиеся деньги Марии помогают обеспечивать дом, и мое жилье в Питере. А еду приходится растить самим.

Пока бабушка спит, я убралась в доме по-быстрому, да поставила чан воды на плиту. Суп сварить. Свекольник.

В том году специально для него закрыла несколько банок заготовок. Холодная похлебка шла хорошо в такую жару.

— Дайте розу для угрозы, — напевала под нос себе песенку, помешивая овощной бульон.

— Мирка, здорова! — В дом ввалился дядя Дима.

Мужиком он был нормальным. Любил выпить, как и все тут, в общем-то, но и про ответственность не забывал.

— Привет, Дим Саныч. Останешься на свекольник?

— С удовольствием. Как раз пока он стынет, дрова успею вам нарубить. — Мужчина потер руки и усмехнулся.

— Спасибо вам большое.

— Да что ты! — Махнул рукой. — Кто ж даст старушке и девчонке топором орудовать? Себе пальцы еще отрежете, и что делать будем?

– Пришивать обратно, – брякнула и засмущалась.

Дмитрий снял рубашку, размял пальцы и пошел во двор. В это время, я разлила свекольник по тарелками, нарубила в него зелени, почистила чеснок, порезала черный хлеб.

Бабушку будила долго. Так долго, что испугалась… После всех ее сказок, мысли всякие в голове буйствуют.

— Эх, Мирка, муж тебе достанется тяжелый, — первые слова после пробуждения были странные. — Но ты потерпи и любовь к тебе, его изменит. Не знал он нежности никогда. Помни об этом, не отталкивай.

Взрослого состоявшегося мужика изменит только могила, или лопата… Которой эта ямка и копается.

— Баб Глаш, ты что-то соня сегодня, — дядя Дима вытер пот со лба, да сел за стол.

— Помирать я нынче собралась.

— Поживете еще. Мир, ты не переживай. Моя матушка тоже после шестидесяти лет каждый день, да едва не при смерти была. Это, видать, старческое.

— Сам ты старый, Димасик. А я правду, говорю. После моей смерти, Мирелла исчезнет. Вы ее не корите, так надобно. И не ищите — не вернется. Похороните меня всей Ольховкой, да дочери моей не сообщайте. Завещание я написала. Оно под матрацем хранится, как и деньги на гроб. Памятник мне не нужно ставить. Обычный крест в землю воткните, да и хватит.

— Баб Глаш, хорош суету наводить, — Дмитрий обеспокоенно на меня посмотрел.

Пожала плечами.

— Она весь день такая, — проворчала. — Небылицы рассказывает.

— Да, по сказаниям, твоя ба мастер. Чего только стоит рассказ про вечный огонь.

Бабуля причмокивая, ела свекольник.

— Кстати милая, огня не бойся. Не враг он тебе, как и мертвецы. Помни, что я сказала. Люблю тебя, кровиночка ненаглядная….

Голос оборвался, а тело бабули поддалось вперед. Лицо угодило прямо в тарелку с супом. Красно-розовые брызги оросили стол, пол, стены и наши, перекошенные от ужаса с дядей Димой лица.

— Бабушка! — Закричала.

Дмитрий подбежал, отбрасывая табурет на пол. Приподнял бабулю и прощупал пульс.

— Мирка, его нет, — прошептал он. — Пульса-то нет…Ох, что делать-то… Что делать-то...

— Положи ее на пол быстрее. Давай искусственное дыхание попробуем. Я жму на сердце, а ты вдыхай, — приказала я, хотя голос и руки дрожали.

— Поздно, Мир…

— Блин, блин, блин, — шептала я.

Слезы лились из глаз. Зажала рот рукой, чтобы не заорать в голос.

«Помни про обет», — услышала я голос в голове. — «Колодец».

Наклонилась к лицу бабули и поцеловала в лоб, закрывая глаза.

— И я тебя люблю, мама, — всхлипнула. — Дим Саныч, мне нужно обещание, данное ба выполнить, иначе расклеюсь окончательно. Если пропаду, похороните по совести.

— Ты куда?

— К колодцу.

— Ты топиться-то не смей! — Испугался мужчина.

— Не собираюсь! — Прокричала я, захлебываясь слезами.

Сначала забежала в комнату, натянула кроссовки, покидала в рюкзак кучу разных вещей, в том числе и телефон.

Бег — это самый не любимый вид спорта. Но сейчас, когда ветер бил в глаза, размазывая слезы по щекам, я на это не обращала внимание. До колодца добежала за двадцать минут, сильно запыхавшись.

— Блин, какие там слова-то были…

Постояла, помялась несколько минут.