Ашт. Призыв к Жатве(СИ)

Я всегда думала, что выбитого шесть лет назад зуба Анна мне не простит. И старалась поменьше попадаться на глаза. А как поменьше - когда толчешься на одной кухне, в одном дворе. Рядом с Анной голова сама в плечи втягивалась, дар речи пропадал от страха. И стыдно было, что за меня ее так.

- Садись, Раки, - Анна поставила передо мной горячий противень со свежими, только что из печи, булками. Налила стакан молока.

Мне даже стыдно стало, что побег задумала.

А потом Анна спросила:

- Перебираешься сегодня? Шея-то из больницы сюда не вернется.

Я смотрю на нее, понимаю, что нужно ответить, или хотя бы кивнуть, и не могу. Вот не могу, и все.

Анна тоже молчит. А потом подсела поближе, резко обхватила плечи, я не сразу поняла, что обняла, другой рукой голову к себе притянула, и так держала какое-то время, укачивая, как маленькую. Потом так же резко оттолкнула, оглянулась по сторонам. Вытащила откуда-то маленький кошель, молча сунула мне за пазуху. Туда же отправила маленький мешок с сухарями.

- Больше нельзя, - сказала. - Вон, худая какая, итак выпирает. Если встретишь кого...

- Ан, - перебила я, и прошептала. - У меня еще на чердаке...

- Где? - тоже шепотом.

- Под половицей, она шатается, прямо посредине.

- Сиди. Ешь! Сама принесу.

Вернулась быстро. Ловко сунула монеты, а потом как рявкнет, я аж подпрыгнула:

- Ты еще здесь, Раки? Кого я полчаса, как за постельным послала?! Ишь, раскорячилась, звезду на лоб себе наклеила!

За спиной Анны мелькнуло розовое платье Кэтти.

Последним, что я получила от Анны, поспешно поднимаясь, была хорошая такая, хлесткая затрещина, чуть с ног не сбила.

Долго потом щека горела. А я не знаю, скажу когда-нибудь Анне спасибо?

***

Шла по узкой поселенской улочке и думала, что я воровка. Только почему-то совсем не стыдно.

Кэтти говорит, что я вылитый папаша, наверно, он был дурным человеком. А может и нет. А может, я похожа на него, да. Вон и от Кэтти тоже ушла.

Два та - огромные деньги, и я понимала, что Кэтти будет меня искать. Не меня, деньги. Эти два, за целую партию постельного, и те, что можно на мне заработать. Может, они получены уже. И, скорее всего, искать меня будет Ваприн. Или еще кто.

Поэтому свернула за красным кирпичным домом Ваприна, проскочила бакалейную лавку, а вместо того, чтобы свернуть к дому миссис Архаис, спустилась к реке. На берегу оставила короткое платье и штаны, хоть и жалко было, жуть. Но может, так подумают, та же Кэтти, например, что я с горя решила утопиться? Шансом таким пренебрегать нельзя.

Вот ботинками не стала жертвовать, они крепкие, удобные, и неизвестно, сколько идти придется. Связала их, повесила через плечо, выдохнула и вошла в реку.

Выдержала в ледяной воде только до леса, и то, продержалась исключительно мыслями о собаках Ваприна. И о нем самом.

Ближе к утру лес закончился, за ним открылось поле - поселение Алибама. Весь день просидела у воды, на солнце, даже немного поспала. Показываться в Алибаме нельзя: здесь меня знают, рано или поздно, до Кэтти дойдет слух.

Вверх по реке шла три дня, то есть три ночи. Ночью шла, утром искала, где отогреться. Первые два дня везло - солнце грело по-летнему, а третий день пришлось мокнуть под дождем. Правда, к вечеру распогодилось, но не настолько, чтобы высушить одежду и согреться. Пришлось сушить на себе.

На четвертый день, то есть утро, решила - будь что будет. Хлеб закончился, есть хотелось - страх. Это поселение по моим подсчетам должно называться Иова. Первым, кого я встретила, оказался дедушка с сетью. С въедливыми такими, неприятными глазами. И брови, страшные, косматые, нависают. У нас в поселениях старики - редкость, то ли дело в городке. Так что я уставилась на того, как овца на овцелошадь.

- Ты откуда? - старик тоже уставился на меня во все глаза. - Еще и голая!

Это он про то, что я в одной рубахе. Она хоть и длинная, и подпоясала ее как платье, на верхнюю одежду мало похоже. Еще и ботинки на босу ногу.

Я знала, что вверх по реке крупное поселение Мэн, и рискнула:

- Из Мэн, мистер. Плывем с родителями и младшим братом в Новую Неваду, а лодка перевернулась. Пока мои одежду сушат, меня за съестным отправили.

Я старалась говорить более писклявым голосом, чем на самом деле, изображая ребенка.

- Ну-ну, - не понятно, поверил, или нет.

- Если чего съестного, ты иди вон, на ферму - у них тама постоялый двор, купишь чего-нить. А где, говоришь, лодка ваша перевернулась?

- Там, - неопределенно махнула я рукой и убежала, ругаясь про себя последними словами. Надо же носить на плечах кочан вместо головы, чтобы не догадаться продумать ложь заранее. Запиналась, мялась, сразу видно было, что на ходу выдумываю.

На ферме первой, кого я увидела, оказалась полная молодая женщина с румяным, почти красным лицом.

- Ты это откуда?

Озвучила ей ту же версию про перевернутую лодку, правда уже не так позорно, как давешнему дедушке. Спросила, можно ли купить поесть и одежду, моя, мол, долго сохнуть будет.