Ашт. Призыв к Жатве

Запах смеха из-за стены согрел Аст-Асар Ратлата, проникнув в самую глубину грудной клетки стремительной и щемящей нежностью. Шагнул за сверкающие линии ифсе, Ратлат знал, что все дома, и это знание разительно отличалось от всех з н а н и й, когда-либо полученных им в школе и ситах.

С недавних пор холодный белый цвет стен акитэ обрел иной запах, иное звучание. Объемные картины, заботливо демонстрируемые истинным зрением Аст-Асар, больше не несли в себе безысходность и ощущение обреченности. Пустое, сколько Ратлат себя помнит, пространство наполнилось чем-то неуловимым. Смыслом?

Что это? — задавал себе вопрос Ратлат, а тут же замолкал, усилием останавливая течение мысли, чтобы не спугнуть зыбкое и нечаянное счастье, поселившееся в прежде холодном пустом акитэ.

— Еще чего, логическая составляющая, да! И концептуальность еще, как же! Они издеваются, и ты вместе с ними! Какой вообще смысл войскам древних было пропускать фланговую атаку?! Кому понадобилась вообще эта имитация отступления по приему оса? Да, в итоге ударили сзади, да, лишили противника тройки лидеров, да, одновременно… Но! Но ведь каждый ребенок знает, что исход битвы был заранее предрешен, учитывая не только численность и вооружение, но и стратегическую подготовку наших войск! Правило иллинорской стратегии, впоследствии выведенное в качестве закона говорит, что изначально можно было отразить удар, и процентная погрешность потерь Аст-Асар при этом не приблизилась бы и к минимуму нижней фазы? Отступление, даже имитированное, это позор! И на мой взгляд, несколько спасенных жизней его не покрывают!

Довольная улыбка легко и неожиданно для самого Ратлата разгладила упрямую складку губ. Коин учит военную историю Ашт. Домашнее задание — сложный структурный анализ одной из основополагающих битв древности.

Мальчик сейчас входит в критическую фазу личности, предшествующую возрасту самостоятельности, и с завидным максимализмом в суждениях, во всем ищет смысл и высшую справедливость.

Насколько помнит сам Ратлат, прием оса был неважен для победы. У Ящео — противников Аст-Асар в битве у Аломеи на тот момент не было ни одного преимущества. Все, что ни сделали бы Аст-Асар, принесло бы победу. Почему именно оса? Да потому что так решил главнокомандующий. Велараар. Приказы не обсуждались. Чем руководствовался падаан Велараар, отец Ашт — над этим можно размышлять часами, но никогда не узнаешь истинного мотива. Всегда есть вероятность, — сейчас Ратлат это понимает, но молчит, ему интересно услышать размышления самого Коина. И еще интереснее, чтобы брату сейчас ответили…

В ответ брату звучит музыка. Ласковая, чарующая, обволакивающая нежной бархатной хрипотцой.

Каждый раз, как Ратлат слышит этот голос, кажется, что он на запрещенном прослушивании. Музыка на Ашт — под строгим запретам. Ведь музыка опасно влияет на умы, порабощает, внушает эмоции!

Эмоции необходимые тому, кто пропагандирует.

На Ашт запрещены художественные фильмы, все, кроме пропаганды. Пропаганды Кодекса: Устоев сынов Ашт. Музыкальный окрас сцен таких фильмов задевает самые глубокие струны души, мастерски внушая формирующемуся классу важность и глубину идеалов. Ратлату, еще не смотрящему души, но смотрящему мысли, как на ладони, видны приемы обработки, и он не желает в этом участвовать. А музыка вне контекста пропаганды — древняя, апокрифическая музыка Ашт, под строжайшим запретом. Впрочем, инопланетная музыка тоже.

Но почему в этой тихой, струящейся речи Ратлат слышит музыку?

— Смотри, — раздается ласковое. — Ты видишь удар и отступление. Но взгляни изнутри. Вот, сейчас, мы приблизим, еще немного расширим… У вас очень талантливые художники, Коин, я в диком восторге! Взгляни! О, прогресс! Нет, ты только посмотри… на лица! Великий прогресс!! Невероятно! Что ты видишь?

— Ужас, — неуверенно вымолвил, наконец, Коин. — Страх?

— Я думаю, дорогой, что целью вашего полководца была, в первую очередь, деморализация соперника. Ящео, уверенные в собственной победе, но! Застигнутые врасплох, были деморализованы, внезапной и одновременной гибелью вождей. Да уж… я бы запретила показывать такие картинки детям.

— Я не ребенок! — упрямо пробурчал Коин, и Ратлат слышит: еще как ребенок и мне это нравится!

Ратлату не нужно заглядывать в китэ, чтобы видеть, как Коина легонько щелкнули по малиновому кончику носа, а может, поцеловали в него, слышно, как братишка засопел — то ли с досадой, то ли с тайным превосходством, ощущением победы.

Он крутит ей, как хочет, — хмурится ге-до Ратлат, но удивительно, даже парадоксально! — ее мягкость, податливость, постоянные уступки, гибкость, наконец! — все это каким-то чудесным образом делают ее броню нерушимой. Она неуязвима, и, похоже, сама получает удовольствие… от общения с Коином, с шестилетним мальчиком, от их совместных прогулок, от домашнего задания… отвсего! А еще она каким-то немыслимым Ратлату образом, без структурного, пространственного анализа, выхватывает самую суть происходящего, объясняя затем Коину смысл, и смысл этот озаряет все. Все, что происходит. Вообще все.