Ашу Сирай (СИ)

— О, Джасир… — женщина бережно и ласково коснулась его щеки ладонью. В её голубых глазах стояли слёзы, но сам взгляд…

Сам взгляд был полон такой любви и сострадания, что мне стало жгуче стыдно за свои мысли.

Вот так и любят, ведьма. Думая о другом, а не о себе. Бахире всё равно, стал он калекой или нет. Она пришла, чтобы быть с ним, и она будет с ним. Не из-за долга, а потому что любит его.

— Чем ещё я могу…

— Я бы поужинал, — Джастер благодарно ей улыбнулся, возвращая мокрую тряпицу и нашаривая лежащий на земле посох. — А потом можно и поговорить. И улыбнись. Мне нравится, когда ты улыбаешься.

Бахира вытерла глаза кончиками пальцев и попыталась улыбнуться.

— Хорошо, Джасир, пойдём.

Она взяла его за руку и повела обратно к костру. Джастер легко водил концом посоха по траве и если бы не его глаза и горестное лицо Бахиры, можно было бы подумать, что он просто изображает слепого…

Я посторонилась с дороги, стараясь не смотреть в лицо Шута. Он легко и по-доброму улыбался, доверчиво идя рядом с женщиной, как сын рядом с матерью, а его глаза были открыты.

Только зрачки серых глаз заметно посветлели и отливали голубым, как лёд над чёрной водой.

Ужин проходил в молчании. Точнее, молчала я, а Бахира то и дело говорила с Джастером. Она дала ему в руки миску с кашей, положила в ладонь сушёные фрукты, подала чашку с чифе.

— Поешь сама, — ласково улыбался в ответ Шут. — Уж ложку до рта я донесу.

— Ох, Джасир…

Бахира в ответ вздыхала и качала головой, то и дело стремясь прийти ему на помощь. Но Джастер и в самом деле справлялся сам. Он даже чашку с чифе поставил возле себя так, что без труда брал её на ощупь.

Я же молча и без всякого аппетита ковырялась в своей миске. И отчаянно завидовала тому, как легко Бахира приняла случившееся и теперь искренне говорит с Джастером.

Поговорить после ужина…

Знаю я, о чём поговорить. Только вот… Только вот сказать мне ему нечего.

Потому что… Потому что и уйти совесть не позволяет, и остаться я… я…

Матушка, неужели он был прав и моя любовь — всего лишь увлечение? И я… Я такая же, как несостоявшаяся невеста Микая? Только она замуж по расчёту за сынка старосты выскочила, а я… А я готова бросить Шута только потому, что он стал калекой и больше не может мне помогать?

Я что, в самом деле, на такое способна?

Выходит… Он был мне нужен только для моей выгоды? И я… я, как любая другая ведьма, готова променять его на любого другого, как поменять платье, которое он мне так и не купил, а теперь никогда и не купит…

Великие боги, да что же я за корыстная женщина такая…

— Яния, — на мои плечи опустились коричневые тёплые ладони. — О чём ты плачешь?

Я поставила миску, кинулась её на шею и разрыдалась окончательно. Бахира обнимала меня и, утешая, гладила по голове и спине, а меня переполняли обида, досада и жалость к самой себе. А ещё было очень горько от понимания, что я и в самом деле оказалась такой… такой…

— Джасир…

— Вот же ведьма… — Раздалось над моей головой, а затем Джастер сел рядом и сразу стало тепло. — Сколько реветь-то можно…

Серые глаза невидяще смотрели поверх моей головы, на губах добрая и печальная улыбка. И я вдруг поняла, что, не смотря на случившееся, Шут вовсе не сломлен.

Он принял этот удар судьбы, но не нуждался в жалости и снисхождении окружающих. Он с благодарностью принимал искреннюю помощь Бахиры и вовсе не собирался умирать от горя, или ждать прихода своего врага.

Вместо боли и отчаяния Шут был полон незнакомой и спокойной силы. А в глазах…

В глазах словно отражалась полная луна.

Можно подумать, сама Датри смотрела сейчас его глазами…

— Я…

— Поешь, ведьма.

Джастер опустил руку, нашаривая мою миску. Бахира бережно направила его ладонь, и он поднял миску с земли, ожидая, пока я возьму её в руки.

— Нет смысла реветь. Жизнь продолжается.

— Что… что мне теперь делать, Джастер? — жалобно хлюпнула я носом. — Ты теперь не можешь мне помочь. А я одна…

— Для начала поесть и поспать. Утро вечера мудренее.

Он встал, не забыв захватить и своё новое «оружие», вытянул руку ладонью к костру и пошёл вокруг него, проверяя посохом путь. Бахира с виноватым видом погладила меня по плечу и поспешила за ним.

— Постой, Джасир, я помогу тебе.

— Благодарю, — Шут снова улыбнулся. В этой его улыбке было столько спокойствия и умиротворённости, что я как-то разом забыла о своих бедах.

Никогда не видела, чтобы он так улыбался…

— Какое сегодня небо, Бахира?

— Уже сумерки, Джасир, но Мать Матерей скрыла от нас свет звёзд. Она в печали…

Мать Матерей в печали… ещё бы…

— Значит, будет дождь. — Шут остановился по ту сторону костра, запрокинул лицо к небу и глубоко вздохнул. — Лошадей нужно переставить под кроны. Отведи меня к ним.

— Хорошо, Джасир.

Я смотрела, как они скрылись в темноте.

Какое сегодня небо… Великие боги… Он так любил смотреть на небо, на звёзды, любил наблюдать за всякими букашками, любил… Он столько всего любил делать…

А как на берегу Волокушки он смотрел на меня… «Я хочу запомнить»… словно знал, что может… может больше никогда… Никогда…не увидеть…