Ася

«Мне очень неудобно, но я с трудом понимаю, что Вы написали. Вероятно, я зря потратил Ваше время, к тому же разбудил. Прошу прощения еще раз. Вы подтверждаете свой визит к нам в половине девятого? Вот адрес…» — дрожащими руками набираю координаты местожительства.

«Константин, ничего страшного. Маленькие пациенты, а проблемы большие, просто грандиозные. К тому же родители частенько перестраховываются. Нельзя их в этом обвинять. Вы можете звонить в любое время. Да, конечно. Я подтверждаю назначенное время. Не болейте! До скорой встречи!».

Вежливость творит поистине чудеса. А мне, по-видимому, нужно успокоиться и чего-нибудь «такого» выпить, иначе я сойду с ума.

Чай? Кофе? Виски? Или тот коньяк? Остановлюсь, наверное, на огромной чашке теплого с тягучим медом молока. Пока размешиваю ложкой сладкое дополнение, комбинирую все факты, которыми теперь владею…

Парню три.

Три жалких месяца. Посмеиваюсь, цинично утешаясь тем, что пропустил я по личным ощущениям совсем чуть-чуть, поистине немного, но все-таки определенно больше года.

Он подвижный «сын». Соломенные жиденькие волосы и ямочки на мягких щечках. Длинные ресницы и любопытный карий взгляд. Уверен, что малыш четко выделяет из толпы орущих, оглушенных жизнью взрослых белобрысую худую мать. Достаточно вспомнить его пытливый взгляд с немым укором, которым он одаривал меня после того, как я наглым образом ввалился в гостиничный номер, который необдуманно, но самолично накануне снял.

Сон, похоже, сегодня отменяется. Брожу по кухне, чеканя неширокий шаг. Сопоставляю факты, по памяти воспроизводя события. А в голове настойчиво трубит трубой:

«Я стал отцом! Чертовым отцом! Стал папой! Порадуйся ты, Красов!».

А если нет? Ведь может так случиться, что эта златовласая Мальвина решила по непонятным для меня причинам пристроить свой не слишком пышный зад у тепленького места.

Нет! Херня! Не может быть. Игра по-крупному, а у девочки по внешним признакам маячит не солирующая партия, а дешевый кордебалет, к тому же даже не первая или вторая линия, а где-то на задворках, возле кулис или посеревшего от старости задника…

Ловлю лицом слабый отблеск света, когда прохожу мимо комнаты, в которой временно поселил чудную парочку. Дверь приоткрыта, горит ночник, а мне видна изящная женская фигура, расхаживающая со скрещенными на груди руками из угла в угол. Мечется, мается, планирует, подбирает партии или тупо медитирует. Зябнет, что ли? Девица потирает голые плечи, массируя локтевые косточки, а после плавно переходит на предплечья.

По общим впечатлениям, которые, между прочим, слабо изменились с нашей прошлой встречи, у нее интересный вкус и чудное представление о жизни. Вот, например…

Я обращаюсь к дверному просвету лицом и упираюсь спиной и задницей в стену, находящуюся напротив.

Она хочет отработать деньги, которые я будто должен ей за это выплатить. Откровенно говоря, я привык платить зарплату, согласно установленной тарифной сетке и разрядности. Как здесь быть, если вдруг, например, она начнет стирать мои рубашки, штопать дырки на носках или наглаживать стрелки на любимых брюках? Как оплатить работу простой домохозяйки, которую невозможно поставить на контракт, не рассмешив и без того регочущую в кулачок честную публику?

Вот опять! Она сжимает свой живот, немного наклоняется и морщится от боли:

«Юля, что с тобой?» — настораживаюсь, отклеиваюсь от стены и подаюсь вперед. Девица шумно выдыхает и жалобно скулит, а я больше убеждаюсь в том, что завтрашний визит к гинекологу не столько прихоть, сколько острая необходимость.

Длинные распущенные волосы раскачиваются в такт ее шагам. Волны пружинят и слегка подскакивают. Густая светлая копна, которой, по всей видимости, ни разу не касалась острая рука стилиста-парикмахера. Стыдно признаться, но я точно помню, чем пахнет эта девка. Карамель! Сладкая, но все-таки с соленной нотой. Это запах маленькой девчонки, играющей исключительно с собой. Не потому, что невкусно, горько и противно, а потому, что уровень не тот, не та компания и уж стопудово не те по цели игры.

«Посмотри на меня» — пристраиваюсь возле двери, заползая носом в помещение.

— Тише-тише, — ночная гостья вздрагивает и обращается к ребенку, который, вытянув ручонки вверх, шустро двигает ногами. — Баю-бай…

«Она поет?» — я прикрываю веки. У нее красивый голос — это правда. Склонившись над ребенком, направив к нему свое лицо и погрузив два указательных пальца в пока еще не сжатые детские кулачки, она, переступая с ноги на ногу, танцует с лежащим на кровати сыном, суфлируя себе с ним детской колыбельной.

— Все будет хорошо, Тимоша. Мама рядом, детка. Да? Да? Ш-ш-ш. Вот так, — последнее произносит настолько тихо, что мне, шпионящим за ними, еле слышно.

Я необдуманно делаю один шаг и, приложившись лбом о деревянное полотно, затаив дыхание мгновенно замираю перед дверью:

«Костя, что с тобой?» — задаю себе простой вопрос.