Асканио

Удивительной энергией и силой дышало лицо этого необыкновенного человека, привлекая внимание даже тех,кому не хотелось его замечать. То был сухощавый, рослый, сильный человек лет сорока, но лишь резец Микеланджело¹ или кисть Риберы² могли бы изобразить его тонкий, решительный профиль, написать смуглое, выразительное лицо или воссоздать весь смелый, величественный облик. Его высокий лоб оттеняли густые брови, и казалось, они вот-вот нахмурятся; ясные, честные, проницательные глаза порой метали молнии в царственном гневе; добрая и снисходительная, но вместе с тем чуть насмешливая улыбка и очаровывала, и внушала робость.Он по привычке поглаживал черные усы и бороду. Его довольно крупная рука с длинными пальцами– ловкая, умелая, крепкая и при всем том тонкая,породистая, изящная, его манера смотреть,говорить,поворачивать голову,живость, выразительные,но не резкие движения, небрежная поза, в которой он стоял, когда вошел Асканио,словом, весь его облик дышал силой:отдыхающий лев оставался львом.

[¹Микеланджело Буонаротти(1475–1564)– великий итальянский художник,скульптор и архитектор эпохи Возрождения. Созданные им грандиозные образы полны силы и движения.]

[²Рибера Хусепе(1591–1652)– выдающийся испанский художник, произведения которого отмечены суровой правдивостью.] Поразителен был контраст между Катериной и художником– учеником Бенвенуто, рисовавшим в уголке. Он был мрачен, нелюдим, морщины уже избороздили его узкий лоб, глаза были полузакрыты, губы сжаты; она же была весела, как птичка, свежа, как распустившийся цветок.

Ее ясные глаза смотрели лукаво, а губы то и дело улыбались, обнажая белоснежные зубки.

Юноша забился в угол; он был медлителен, вял и, казалось, боялся сделать лишнее движение.

Катерина же бегала, вертелась, прыгала, не могла усидеть на месте – жизнь била в ней ключом. Этому молодому, беззаботному созданию надо было двигаться, оно не ведало душевных тревог.

Девушка-резвушка напоминала жаворонка– такой она была живой, так звонок и чист был ее голос, так весело, легко и беспечно принимала она жизнь, в которую недавно вступила. Отлично подходило к ней прозвище «Скоццоне», как окрестил ее хозяин мастерской, что на итальянском языке означало и означает еще в наши дни нечто вроде «сорвиголова». Миловидная, прелестная, по-детски шаловливая, Скоццоне была душой мастерской: она пела, и все притихали; смеялась, и все смеялись вместе с ней; приказывала, и все подчинялись. Ее капризы и причуды никого не сердили.

История жизни девушки – старая история; быть может, мы еще к ней вернемся. Катерина была сиротой, вышла из народа, на ее долю выпало много злоключений… Но девушке улыбнулось счастье, и она с такой искренностью, с такой наивностью радовалась, что ее веселье передавалось всем окружающим и все радовались ее радости.

Итак, мы познакомили вас с новыми действующими лицами, а теперь будем продолжать наш рассказ.

– А-а, вот и ты! Где же пропадал? – спросил учитель у Асканио.

– Как– где? Ходил по вашему поручению, учитель.

– Все утро?

– Все утро.

– Признайся, ты слонялся в поисках приключений!

– Каких приключений, учитель?– пробормотал Асканио.

– Да откуда мне знать!

– Ах ты господи, до чего же вы бледны, Асканио!– воскликнула Скоццоне.– Вы, вероятно, не ужинали, господин бродяга?

– А ведь правда не ужинал!– отвечал юноша.Совсем позабыл.

– О, в таком случае я согласна с учителем!..

Подумайте только, Асканио не ужинал! Значит, он влюблен… Руперта! Руперта! Ужинать мессеру¹ Асканио, да поживей!

[¹Мессер– господин.] Служанка принесла яства, оставшиеся от ужина, и молодой человек накинулся на угощение. Да и как же ему было не проголодаться – ведь он столько времени простоял на открытом воздухе!

Скоццоне и учитель, улыбаясь, смотрели на юношу: она – с сестринским участием, он – с отцовской нежностью. Художник, сидевший в углу, поднял голову в тот миг, когда вошел Асканио; но он снова склонился над работой, как только Скоццоне поставила на место светильник, который схватила, когда побежала открывать дверь.

– Я же сказал вам, учитель, что весь день бегал по вашим делам, – промолвил Асканио. Он заметил, как лукаво и внимательно поглядывают на него ваятель и Скоццоне, и, очевидно, хотел перевести разговор на другую тему.

– По каким же делам ты бегал целый день?

– Да ведь вы сами сказали вчера, что освещение здесь не годится и что вам надобна другая мастерская.

– Разумеется.

– Я и нашел мастерскую.

– Ты слышишь, Паголо? – обратился учитель к художнику.

– Что вы сказали, учитель?– произнес тот, снова поднимая голову.

– А ну-ка, прекрати рисовать да иди сюда!

Послушай, что рассказывает Асканио. Он нашел мастерскую!

– Извините, учитель, но мне и отсюда слышно каждое слово моего друга Асканио. Мне хотелось бы закончить набросок. Право, тут нет греха – раз ты благоговейно выполнил долг христианина в воскресенье, займись на досуге кое-какими полезными делами: работать – значит молиться.