Асканио

— Ваш двор изумительно хорош, — ответил Карл V, — и я завидую вам, брат! Вы были при моем дворе и знаете, что он суров и мрачен; угрюмое сборище государственных мужей и генералов, таких, как Ланнуа, Пескер, Антонио де Лейра; а у вас, кроме воинов и купцов, кроме Монморанси и Дюбелле, кроме ученых — Бюде, Дюшателя, Ласкари, — есть также великие поэты и художники: Маро, Жан Гужон, Приматиччо, Бенвенуто Челлини, и, главное, ваш двор украшают прелестные дамы — Диана де Пуатье, Маргарита Наваррская, Екатерина Медичи и множество других. И право, брат, я начинаю думать, что охотно променял бы свои золотые прииски на ваши усеянные цветами поля.

— О! Вы еще не видели прелестнейшего нашего цветка! — наивно воскликнул Франциск, позабыв, что говорит с братом Элеоноры.

— В самом деле? Горю нетерпением полюбоваться этой жемчужиной, — отозвался император, поняв, что Франциск I намекает на герцогиню д’Этамп. — Но уже теперь могу сказать: да, правы люди, утверждающие, что вам принадлежит лучшее в мире королевство.

— А вам — лучшее в мире графство — Фландрия и лучшее герцогство — Миланское.

— От первого из этих сокровищ вы сами отказались месяц назад, — с улыбкой возразил император, — и я глубоко вам за это признателен; а второе из них вы страстно желаете получить. Не так ли? — спросил он, вздыхая.

— Не будем сегодня говорить о серьезных вещах, любезный брат! — взмолился Франциск I. — Признаюсь, не люблю я омрачать пиры и бранные потехи.

— По правде говоря, — продолжал Карл V с гримасой скряги, сознающего необходимость уплатить долг, — Миланское герцогство мне бесконечно дорого, и просто сердце кровью обливается, как подумаю, что придется отдать его.

— Скажем лучше — вернуть, брат: это будет гораздо правильнее, и, быть может, мысль о справедливом поступке хоть немного облегчит вашу печаль. К тому же сейчас вовсе не время думать о Милане. Давайте веселиться, а о делах поговорим потом.

— Не все ли равно — подарить или вернуть, — возразил император. — Главное, вы будете владеть лучшим в мире герцогством! Но это решено, и, поверьте, я не менее свято выполняю свои обязательства, чем вы.

— О Боже! — воскликнул Франциск, начавший терять терпение от этого нескончаемого разговора. — Да и о чем вам жалеть, любезный брат? Вам, королю Испании, германскому императору, графу Фландрскому, вам, подчинившему себе силой или влиянием всю Италию от Альп до Калабрии!

— Но у вас зато вся Франция! — вздохнул Карл.

— А вы владеете Индией со всеми ее сокровищами! У вас Перу с ее рудниками!

— А у вас Франция!

— Ваша империя так обширна, что в ней никогда не заходит солнце.

— А Франция-то все-таки ваша… И что сказали бы вы, ваше величество, если бы я так же пылко мечтал об этой жемчужине среди королевств, как вы — о герцогстве Миланском?

— Послушайте, брат, — сурово произнес Франциск I, — во всех важных делах я руководствуюсь скорее чувством, нежели разумом; но, как говорят у вас в Испании: "Особа королевы неприкосновенна", так и я скажу вам: "Земля Франции неприкосновенна!"

— Бог мой! Да разве мы не братья, не союзники? — воскликнул Карл V.

— Ну разумеется! — подхватил Франциск I. — И я надеюсь, что отныне ничто не нарушит ни нашего родства, ни союза.

— Я тоже надеюсь на это, — сказал император. — Но можно ли поручиться за будущее? — продолжал он со свойственной ему надменной улыбкой и лживым взглядом. — Могу ли я, например, помешать ссоре своего сына Филиппа с вашим Генрихом?

— Ну, если Августу наследует Тиберий, нам эта ссора не будет опасна.

— При чем тут правитель! — продолжал Карл V, горячась. — Империя всегда останется империей; Рим великих цезарей всегда был Римом, даже тогда, когда все величие цезарей заключалось в одном их имени.

— Верно! Однако империи Карла Пятого далеко до империи Октавиана, любезный брат! — возразил Франциск I, задетый за живое. — А битва при Павии хоть и великолепна, но ее нельзя сравнить с битвой при Акциуме. Кроме того, Октавиан богат, а у вас, говорят, несмотря на все сокровища Индии и перуанские рудники, не очень-то густо с деньгами, никто не хочет больше давать вам взаймы из расчета ни тринадцати, ни четырнадцати процентов. Ваши войска не получают жалованья, и солдаты, чтобы как-нибудь прокормиться, вынуждены были грабить Рим; а теперь, когда он разграблен и тащить больше нечего, они бунтуют.

— А вы, любезный брат, — воскликнул Карл V, — кажется, продали королевские земли и всячески обхаживаете Лютера, чтобы раздобыть денег у германских князей!

— Кроме того, — продолжал Франциск I, — ваши кортесы отнюдь не так сговорчивы, как сенат. Я же могу похвастаться, что навсегда сделал королей независимыми.

— Берегитесь, как бы в один прекрасный день ваш хваленый парламент не учредил над вами опеку! — парировал Карл V.

Собеседники распалялись все больше и больше, спор с каждой секундой становился ожесточенней, старинная вражда оживала. Франциск I чуть не забыл о гостеприимстве, а Карл V — о благоразумии. Первым опомнился французский король.