Асканио

За десертом пажи по обыкновению стали обносить гостей водой для ополаскивания рук. Герцогиня д’Этамп взяла у пажа золотой кувшин и таз, предназначенный для Карла V, налила в таз воды и, согласно этикету испанского двора, опустившись на одно колено, протянула таз императору; то же самое сделала Маргарита Наваррская по отношению к Франциску I. Карл V погрузил в воду кончики пальцев и, не отрывая взгляда от знатной и прекрасной прислужницы, с улыбкой уронил в таз драгоценный перстень, о котором уже упоминалось выше.

— Ваше величество, вы обронили перстень, — сказала герцогиня и, бережно вынув своими прелестными пальчиками перстень, протянула его императору.

— Оставьте его себе, герцогиня, — тихо ответил Карл. — Он сейчас в таких благородных и прекрасных руках, что я просто не могу взять его обратно! — И император прибавил еще тише: — Это задаток за Миланское герцогство.

Герцогиня молча улыбнулась: ведь к ее ногам упал бриллиант стоимостью целый миллион. Когда после обеда гости направились в гостиную, а оттуда в бальную залу, герцогиня д’Этамп задержала Челлини, случайно очутившегося возле нее.

— Мессир Челлини, — сказала герцогиня, вручая художнику перстень — залог ее союза с императором Карлом, — будьте добры, передайте бриллиант своему ученику Асканио; он сделает из него капельку росы для моей золотой лилии.

— Поистине, мадам, эта капля упала из рук самой Авроры! — ответил художник с усмешкой и наигранной галантностью.

Но взглянув на перстень, Бенвенуто вздрогнул от радостного волнения: он узнал и бриллиант, и кольцо, некогда сделанное им по заказу папы Климента VII. Это был дар его святейшества великому императору; Бенвенуто лично отнес тогда перстень Карлу V.

Поистине, если император решил расстаться с такой драгоценностью, да еще отдал ее женщине, значит, у него были на то важные причины — какой-нибудь тайный сговор, тайная сделка между ним и герцогиней д’Этамп.

Пока император Карл живет в Фонтенбло, проводя целые дни, а главное, ночи в тревоге и сомнениях, пока в душе его борются надежда и страх, как это было показано выше, пока он хитрит, интригует, подкапывается, строит козни, дает обещания, отрекается от них и тут же вновь обещает, заглянем в Большой Нельский замок и узнаем, не случилось ли еще чего-нибудь с его обитателями.

VII ЛЕГЕНДА ОБ УГРЮМОМ МОНАХЕ

Весь Нельский замок был в смятении: три-четыре дня назад здесь появился угрюмый монах-призрак, некогда посещавший монастырь, на развалинах которого построен замок Амори. Перрина собственными глазами видела, как он бродил ночью по аллеям Большого Нельского парка в белом одеянии; привидение двигалось бесшумно, не оставляя следов на песке дорожек. Но каким же образом Перрина, жившая, как известно, в Малом Нельском замке, могла видеть угрюмого монаха, прогуливавшегося в три часа утра по саду Большого Нельского замка? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется выдать чужую тайну. Однако истина для повествователя дороже всего, и читатели имеют право знать мельчайшие подробности о жизни выведенных нами героев, в особенности если эти подробности могут пролить свет на развитие событий. После исчезновения Коломбы, ухода Пульчери, оставшейся не у дел, и отъезда прево Перрина стала полновластной хозяйкой Малого Нельского замка, ибо, как мы уже говорили, из соображений бережливости садовник Рембо с помощниками был нанят лишь поденно. Таким образом, Перрина была не только полновластной, но и единственной обитательницей Малого Нельского замка; целыми днями она томилась от скуки, а по ночам умирала от страха. Вскоре Перрина все же нашла прекрасное лекарство от скуки; она подружилась с Рупертой, и эта дружба открыла перед нею двери Большого Йельского замка. Дуэнья испросила разрешения навещать своих соседок и, разумеется, тут же его получила. А навещая соседок, она, конечно, познакомилась и с соседями. Перрина была немолодой, но все еще привлекательной особой: свежей, статной, полной и приветливой, которая, прожив на свете тридцать шесть лет, уверяла, будто ей всего-навсего двадцать девять. Естественно, что ее появление в мастерской, где ковали, гранили, пилили, чеканили и шлифовали двенадцать веселых подмастерьев, любивших по воскресным и праздничным дням поесть, попить и развлечься и всегда готовых поволочиться, не могло пройти незамеченным. И вот дня через три-четыре трое из наших старых знакомцев — Жан-Малыш, Симон-Левша и германец Герман — уже были ранены стрелой Амура.