Асканио

— О, мне в голову пришла одна мысль! — воскликнул прево, вконец выведенный из терпения. — Черт возьми! Вы так мне преданы, что мне тоже хочется оказать вам дружескую услугу. И я в восторге, что выдался такой удачный случай. Любезный виконт, вы дворянин, вы секретарь короля, однако вам плохо живется на улице Пошет. Между тем я недавно просил герцогиню д’Этамп — а она ни в чем мне не отказывает, вы это знаете — за одного своего друга: ему очень хотелось поселиться в каком-нибудь королевском дворце. Мне это удалось, хоть и не без труда; но оказалось, что мой подопечный отозван по неотложным делам в Испанию. Итак, у меня осталась грамота короля — она дает право занять любой дворец. Я не могу ею воспользоваться. Не хотите ли вы воспользоваться грамотой? Я буду счастлив, что таким образом отплачу вам за вашу любезность, за услуги и искреннюю дружбу.

— Милейший д’Эстурвиль, какую же услугу вы мне оказываете! Вы правы, у меня отвратительное жилище, и я двадцать раз жаловался на это королю.

— Ноя ставлю одно условие.

— Какое?

— А вот какое: раз вы можете выбрать любой из королевских дворцов, выберите…

— Договаривайте, я жду.

— …Нельский замок.

— Ах, так это ловушка!

— Полно, что вы! Вот вам и доказательство — королевская грамота за собственноручной подписью его величества. Остается только вписать имя и фамилию просителя и название дворца. Так вот, я пишу — Большой Нельский замок, а вы вольны вписать имя и фамилию, какие вам угодно.

— Ну а проклятый Бенвенуто?

— Он ровно ничего не подозревает — его успокоил договор, заключенный между нами. Тот, кто захочет войны, найдет двери открытыми, а если придет в воскресенье, то пустыми будут и все залы. Кроме того, дело ведь не в том, чтобы выгнать Бенвенуто, а чтобы поделить с ним Большой Нельский замок. Ведь места там довольно для трех-четырех семейств. Бенвенуто внемлет доводам рассудка… Но что вы делаете?

— Вписываю свое имя и титул. Видите?

— Однако берегитесь, ибо Бенвенуто может оказаться страшнее, чем вы думаете.

— Хорошо! Я оставлю у себя наемников, и как-нибудь в воскресенье мы захватим его врасплох.

— Как? Вы свяжетесь с грубияном ради низкой корысти?

— Победителей не судят, да и к тому же я мщу за друга.

— В таком случае, желаю успеха! Я вас предупредил, де Мармань.

— В таком случае, вдвойне благодарю: во-первых, за подарок, во-вторых, за предупреждение.

И де Мармань, вне себя от радости, положил грамоту в карман и поспешил уйти, чтобы не упустить наемных убийц.

— Отлично! — потирая руки и провожая его взглядом, произнес мессир д’Эстурвиль. — Ступай, виконт. Одно из двух: или ты отомстишь за меня, победив Бенвенуто, или Бенвенуто отомстит тебе за насмешки надо мной. И в том и в другом случае я в выигрыше. Я всегда натравливаю друг на друга своих врагов: пусть себе дерутся, пусть убивают друг друга, а я стану рукоплескать любому их удару, ибо любой удар доставит мне удовольствие.

А сейчас, когда прево, горя ненавистью, задумал отомстить обитателям Большого Йельского замка, перейдем Сену и взглянем, как им живется.

Мы уже сказали, что Бенвенуто со спокойной уверенностью сильного человека отдался работе, не тревожась и не подозревая о злопамятстве мессира д’Эстурвиля. Вот как ваятель проводил дни: поднимаясь с рассветом, он отправлялся в уединенную комнатку над линейной мастерской, окно которой выходило в сад Малого Нельского замка. Там он лепил модель статуи Гебы. После обеда, то есть в час пополудни, он входил в мастерскую, где трудился над Юпитером; вечером для отдыха играл в мяч или прогуливался.

А вот как проводила день Катрин: она вертелась вьюном, шила, веселилась, пела, и ей гораздо лучше было в Большом Нельском замке, чем во дворце кардинала Феррарского.

Рана еще не позволяла Асканио работать, но он не скучал — он мечтал.

Теперь, если мы воспользуемся излюбленным приемом воров и, перебравшись через стену, войдем в Малый Йельский замок, вот что мы там увидим: сначала Коломбу, как и Асканио, мечтающую у себя в комнате, — и да будет нам позволено до поры до времени ничего к этому не прибавлять. Скажем только, что если мечты Асканио розовы, то мысли бедняжки Коломбы черны, как ночь.

А вот и Перрина; она отправилась за провизией, и мы тоже, если вам угодно, последуем за ней. Мы совсем потеряли из виду достойную дуэнью. Откровенно говоря, смелость не являлась основной добродетелью этой дамы; она умышленно держалась в тени, в стороне от опасных событий, о которых мы рассказали, но теперь, когда мир восстановлен, розы на ее щеках снова зацвели, и в ту пору, когда к Бенвенуто вернулось вдохновение и он отдался творчеству, к ней вернулись веселое расположение духа, словоохотливость, любопытство, свойственное каждой кумушке, — словом, все добродетели домоправительницы.