Асканио

хочу, чтобы вы оказали мне честь. Вы будете приняты при дворе, и вашим брильянтам позавидует если не королева, то сама госпожа д'Этамп.

Трудно сказать, какие чувства вызвали последние слова в сердце Коломбы, но на ее щечках вдруг вспыхнул румянец, и она ответила графу, несмотря на суровый, угрожающий взгляд прево:

– Я прошу батюшку, монсеньор, дозволить мне подумать о вашем предложении.

– Это еще что такое?! – с яростью закричал д'Эстурвиль. – Ни часа, ни минуты! Отныне ты невеста графа, запомни это хорошенько! Вы поженились бы нынче же вечером, если бы через час он не уезжал в свое Нормандское графство. Ты же знаешь, что моя воля – это приказ. Не рассуждать!. Идем, д'Орбек, оставим жеманницу. Итак, отныне она твоя, друг мой, и ты объявишь ее своей невестой когда захочешь!. Пойдем-ка осмотрим ваше будущее жилище!

Д'Орбек медлил, собираясь еще что-то сказать Коломбе, но прево взял его под руку и с недовольным ворчанием увлек за собой; поэтому графу пришлось удовольствоваться лишь поклоном, и, злобно усмехнувшись, он вышел вместе с мессером Робером.

Не успели они выйти, как с противоположной стороны в покой вбежала госпожа Перрина. Она слышала раздраженный голос прево и поспешила прийти, догадываясь, что отец, как всегда, грубо обошелся с Коломбой. Дуэнья появилась вовремя и успела поддержать Коломбу, которая чуть не упала.

– О господи, господи! – воскликнула бедная девушка, закрывая глаза руками, словно боясь снова увидеть отвратительную физиономию д'Орбека, хотя его уже не было в комнате. – Господи, значит, все кончено! Прощайте, дивные мечты! Прощайте, сладостные надежды! Все пропало, погибло, и мне остается лишь одно – умереть!

Нечего и говорить, что эти слова, слабость и бледность

Коломбы испугали госпожу Перрину, а испуг подстрекнул любопытство. Коломбе же хотелось облегчить душу, и она поведала достойной воспитательнице, заливаясь такими горючими слезами, каких еще никогда не проливала, обо всем, что произошло между отцом, графом д'Орбеком и ею.

Госпожа Перрина согласилась, что жених не молод и не пригож, но она считала, что нет больше беды, чем остаться в девицах, поэтому стала доказывать Коломбе, что куда лучше выйти замуж за безобразного, зато богатого старика вельможу, чем быть старой девой. Все эти разглагольствования дуэньи до глубины души возмутили Коломбу, и она вернулась к себе в комнату, оставив в одиночестве госпожу Перрину, которая наделена была весьма живым воображением и уже мечтала о том, как из воспитательницы мадемуазель Коломбы она возвысится до звания дамы-компаньонки графини д'Орбек.

А в это время прево и граф осматривали Большой

Нельский замок, как осматривали его часом раньше госпожа Перрина и Асканио.

Было бы забавно, если бы у стен, кроме ушей, которые, как говорят, у них есть, были бы еще глаза и язык и если бы они рассказывали всем проходящим о том, что видели и слышали об ушедших.

Но стены молча смотрели на прево и казнохранителя, быть может смеясь на свой, стенной лад; поэтому заговорил уже известный нам хранитель королевской казны.

– Право же, – рассуждал он, идя по двору от Малого к

Большому Нельскому замку, – право же, наша крошка очень хороша. Такая жена мне и нужна, дружище д'Эстурвиль, – благоразумная, чистая, воспитанная. Отгремит первая гроза, и наступят погожие дни, поверьте мне. Все юные девицы мечтают о молодом, красивом и богатом муже – я-то их знаю. Господи боже! У меня-то есть, по крайней мере, половина всех этих качеств!

Поговорив о невесте, он завел речь о будущих владениях, притом говорил и о девушке и о приданом одинаковым тоном.

– Вот он, старинный Нельский замок! – воскликнул казнохранитель. – Покои отменные, благодарствую. Здесь нам будет чудесно – жене, мне и королевским сокровищам.

Вот тут будут наши покои, вон там я буду держать казну, а тут – челядь. Однако ж все здесь изрядно пообветшало, но, потратившись на починку – причем мы уговорим расплатиться за все его величество, – мы тут заживем отлично.

Кстати, д'Эстурвиль, а ты твердо уверен, что это имение сохранится за тобой? Ты должен сделать так, чтобы тебя ввели в права владения. Насколько мне помнится, король не жаловал тебя дарственной.

– Замка он мне не даровал, что верно, то верно! – с хохотом подтвердил прево. – Зато он позволил мне взять его, а это почти одно и то же.

– Ну, а если кто-нибудь сыграет с тобой злую шутку, добившись дарственной на замок?

– Э, да сумасброду будет оказан плохой прием, ручаюсь, пусть только попробует предъявить свои права! Вы с госпожой д'Этамп поддержите меня, и я заставлю молодчика раскаяться в его притязаниях. Да что ты, я совершенно спокоен: Нельский замок принадлежит мне, и это так же верно, дружище, как то, что моя дочка Коломба – твоя невеста. Отправляйся же с богом да возвращайся поскорее.

Когда прево произносил эти слова, в истинности которых ни он сам, ни его собеседник не имели причин сомневаться, в воротах, ведущих из четырехугольного двора в сады Большого Нельского замка, появилось третье действующее лицо в сопровождении садовника Рембо. То был виконт де Мармань.