Старец Паисий Величковский, живший в конце прошедшего XVIII столетия, написал свиток о умной молитве в опровержение хулений, произнесенных против нее некоторым суетноумным
философом-монахом, пребывавшим в Мошенских горах, современником Паисия[821]. «Во дни наши, – говорит Паисий в письме к старцу Феодосию, – некоторый инок, философ суеумный, увидев, что некоторым ревнителям этой молитвы, хотя и не по разуму, воспоследствовала некоторая прелесть по причине их самочиния и невежественного руководства наставниками, не искусными в этой молитве, не возложил вины на самочиние и неискусное наставление, но вооружился хулой на эту святую молитву, вооружился, возбуждаемый диаволом, столько, что далеко превзошел и древних, трижды проклятых еретиков, Варлаама и Акиндина, хуливших эту молитву. Не боясь Бога, не стыдясь человеков, он воздвиг страшные и срамные хуления на эту святую молитву, на ее ревнителей и делателей, хуления, невыносимые для целомудренного слуха человеческого. Сверх того, он воздвиг такое величайшее гонение на ревнителей этой молитвы, что некоторые из них, оставив все, перебежали в нашу страну и проводят в ней богоугодно пустынное житие. Другие же, будучи слабоумны, дошли до такого безумия от растленных слов философа, что и имевшиеся у них отеческие книги потопили, как мы слышали, в реке, привязав их к кирпичу. Так возмогли его хуления, что некоторые старцы воспретили чтение отеческих книг при угрозе лишить благословения за чтение. Философ, не довольствуясь устным хулением, вознамерился изложить эти хуления письменно, тогда, пораженный наказанием Божиим, он ослеп, чем и было пресечено его богоборное предприятие». Вообще плотской и душевный разум, как бы ни был богат премудростью мира, смотрит очень дико и недоброжелательно на умную молитву. Она – средство единения духа человеческого с духом Божиим и потому особенно странна и ненавистна для тех, которые благоволят пребыванию своего духа в сонме духов падших, отверженных, враждебных Богу, не сознающих своего падения, провозглашающих и превозносящих состояние падения, как бы состояние высшего преуспеяния. Слово крестное, возвещаемое устами апостолов всем человекам, погибающим юродство есть; оно пребывает юродством, когда возвещается умом сердцу и всему существу ветхого человека молитвой; но для спасаемых оно сила Божия есть[822]. Эллины, не познавшие христианства, и еллины, возвратившиеся от христианства к эллинству, ищут, сообразной настроению своему, премудрости в умной молитве, и находят безумие; но истинные христиане, немощным и малозначащим по наружности подвигом умной молитвы, обретают Христа, Божию силу и Божию премудрость. Зане буие Божие премудре человек есть, и немощное Божие крепчае человек есть[823]. Немудрено, что и наши ученые, не имея понятия об умной молитве по Преданию Православной Церкви, а прочитав о ней только в сочинениях западных писателей, повторили хуления и нелепости этих писателей[824]. Духовный друг старца Паисия Величковского упоминает и о других современных ему иноках, которые отвергали упражнение Иисусовой молитвой по трем причинам: во-первых, признавая это упражнение свойственным для одних святых и бесстрастных мужей, во-вторых, по причине совершенного оскудения наставников этому деланию, в-третьих, по причине последующей иногда умному подвигу прелести. Неосновательность этих доводов рассмотрена нами в своем месте[825]. Здесь достаточно сказать, что отвергающие по этим причинам упражнение умной молитвой занимаются исключительно молитвой устной, не достигая и в ней должного преуспеяния. Они, отвергая опытное познание умной молитвы, не могут стяжать и в устной молитве должного внимания, доставляемого преимущественно умной молитвой. Псалмопение, совершаемое гласно и устно, без внимания, при значительном развлечении, неотступном от телесных делателей, небрегущих о уме, действует на душу очень слабо, поверхностно, доставляет плоды, сообразные действию. Весьма часто, когда оно совершается неупустительно и в большем количестве, порождает самомнение с его последствиями. «Многие, – говорит схимонах Василий, – не зная опытно умного делания, погрешительно судят, что умное делание приличествует одним бесстрастным и святым мужам. По этой причине, держась, по внешнему обычаю, одного псалмопения, тропарей и канонов, препочивают в этом одном своем внешнем молении. Они не понимают того, что такое песенное моление предано нам отцами на время, по немощи и младенчеству ума нашего, чтоб мы, обучаясь мало-помалу, восходили на степень умного делания, а не до кончины нашей пребывали в псалмопении. Что младенчественнее этого, когда мы, прочитав устами наше внешнее моление, увлекаемся радостным мнением, думая о себе, что делаем нечто великое, потешая себя одним количеством и этим питая внутреннего фарисея!»[826].