Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая.

По общим психологическим законам, любовь к Богу, как психический феномен, слагается из представления предмета любви – Бога, [386] «существа нечувственного, духовного и притом бесконечного», [387] представления, соединенного со «специфическим волнением в форме духовной приятности или радости» [388] «и вместе с тем со стремлением к соединению с Богом, к занятию с Ним и некоторой (?) воззрительности Его, некоторому (?) непосредственному общению с Ним». [389] «Представление объекта любви – Бога должно быть центральным и господствующим в сознании», [390] «служа прямым его объектом и падая, так сказать, в самый фокус его». [391] Но, по свойству предмета любви-Бога, как существа «нечувственного, духовного и притом бесконечного» представление Его требует всецелого и безраздельного сосредоточения на Нем сознания, когда человек «позабывает все и не знает никакого другого впечатления или ощущения». [392] Удовлетворение своей пламенной любви к Богу человек, поэтому может находить единственно и исключительно в состояние чистого молитвенного созерцания, [393] «каковая форма есть» поэтому «единственно адекватная природе нечувственного и бесконечного объекта любви». [394] Равным образом, в силу ограниченности и определенной суммы прирожденной человеку силы чувства, с одной стороны, с другой – по самому свойству и содержанию напряженного чувства любви к Богу, «чистейшему духу, высочайшему существу и безусловной личности», [395] любовь к Богу может быть только тогда полна, когда она всецело и безраздельно сосредоточена на Нем одном. [396] Поэтому, не говоря, уже о полной несовместимости с истинной любовью к Богу привязанности и любви к женщине, которые лежат в основе брака и обусловливают его, [397] даже заповеданная Христом и служащая «признаком и критерием действительной принадлежности человека к христианству» [398] любовь к ближним, при сильном развитии любви к Богу, хотя и не совершенно вытесняется из сознания такого человека и не совершенно остается бездейственной, [399] однако, несомненно, по взгляду автора, решительно перевешивается этой последней, отступает на задний план, [400] теряет значение стимула и мотива деятельности, [401] «определяющего начала жизни». [402] Она главным образом – выражается не в деятельном и непосредственном служении людям, но проявляется как жалость, благожелание и горячая молитва о спасении и помиловании людей. [403]

Истинная и пламенная любовь к Богу, которая могла найти свое удовлетворение только в «форме умного созерцания», [404] как форме «единственно адекватной природе нечувственного и бесконечного объекта любви», [405] с необходимостью [406] приводила объятых ею личностей, по выясненным ранее законам ограниченности «количества» сознавательной и эмоциональной [407] силы, к специализированию нравственной деятельности на «себе самих, на собственной индивидуальности», [408] а также к аскетизму, т. е. к безбрачию, отречению от мiра или удалению из него и постоянной брани с плотью и всеми греховными пожеланиями или к подвигам суровой и даже самоотверженной борьбы с телом и всеми порочными движениями. [409]

Отречение от мiра в смысле совершенного удаления от него имело целью освобождение, изолирование себя от внешних впечатлений, которые, действуя на внешние чувства человека, овладевают на некоторое время в той или другой мере его сознанием и отнимая «некоторую часть» его от объекта любви – Бога, препятствуют тем самым безраздельному созерцанию. [410] По мысли разбираемого автора, если отвлеченное мышление требует возможно полной изолированности от внешних впечатлений, так что его сосредоточенности препятствуют даже свет и другие, иногда совершенно незначительные впечатления, то тем более это нужно утверждать относительно созерцательности, предметом которой служит совершеннейший и бесконечный дух. [411]

Безбрачие является также естественным и необходимым условием безраздельного, ничем не развлекаемого, сосредоточения мысли и чувства на Боге. Чувство любви к Богу, дошедши до сильного напряжения и пламенности, не оставляет в человеке никакого места для одновременной любви и привязанности к женщине, [412] так как эти чувства и склонности, находясь между собой в конфликте и даже контрасте, [413] не могут одновременно ужиться в душе человека. [414] Помимо этого семейная жизнь «отнимает у человека бо́льшую или меньшую долю внимания и энергии», «развлекает его заботами и нуждами, а, следовательно, несовместима с „духовной или умной молитвой“, которая требует полнейшей самособранности, всецелой сосредоточенности духа». [415]

Но сосредоточенности сознания и чувства сполна и безраздельно на одном представлении Бога препятствуют не одни внешние впечатления, но также и внутренние стремления и чувствования, относящиеся не к Богу, а к иным предметам и возбуждающие иной ряд представлений, стремящихся проникнуть в сознание и овладеть им. [416]