Аскольдова невеста

А в святилище между тем прибывало народу. За всеми этими делами Велем и не заметил, как приблизился день Рода и Рожаниц, главный из осенних велик-дней. Благодарить Мать Землю за урожай люди съезжались издалека — радимичи, смоляне, голядь. Теперь на площадке постоянно толкались люди, в основном женщины и девушки. В честь Матери Земли женщины надели лучшие наряды и украшения, и в глазах рябило от яркой окраски синих наплечных покрывал, красных юбок, плетеных красно-желтых поясов, ярко начищенной бронзы ожерелий и браслетов, синих, желтых, зеленых, красных бусин, костяных привесок-уточек, бронзовых «грибочков» и «лягушачьих лапок». К богиням одни обращались по-словенски, другие по-голядски, а между собой женщины говорили на том странном смешанном языке, который так поначалу поразил ладожан. Представители родов и сел располагались на своих привычных местах в обчинах, где еще прадеды их собирались в эти дни года, и принимались готовиться к жертвенным пирам. Из-за приезда ладожан им пришлось потесниться, но никто не роптал, напротив, узнав, что в святилище находится живое воплощение Огнедевы — Саулене, как ее называла голядь, люди очень радовались и стремились на нее поглядеть. Велем поначалу не хотел допускать посторонних к своему тщательно оберегаемому сокровищу, но жрицы заверили, что за ограду Числомерь-горы не в силах пройти ничто злое, поэтому Саулене может смело показывать людям свое лицо. Велем и сам подумал: раз уж они решились на подмену, не так плохо убедить честной народ, что Огнедева — вот эта. И старейшинам с их женами показывали Красу, одетую в лучшие рубахи Дивляны, с ее серебряными украшениям и сердоликовыми бусами. Оглядывая ее, Велем хмыкал, но оставался доволен своим приобретением. Краса, конечно, была не так красива, как его сестра, но все же умытая, с расчесанной косой, уже отъевшаяся и повеселевшая, хорошо одетая и увешанная украшениями выглядела совсем не плохо и вполне годилась в Огнедевы. Даже веснушки и слегка вздернутый нос придавали ей задорный вид, и Велем уже гораздо сильнее замечал ее привлекательность, чем сходство с Дивляной. Когда пламенный отсвет огня отражался в ее рыжих волосах, падал на лицо, в нем и правда появлялось сходство с красным солнцем.

— Она едет, чтобы выйти замуж за Усиня? — спрашивали у Велема старейшины в словенских вышитых рубашках и голядских шапках с бронзовыми украшениями. У них бытовали предания о свадьбе Усиня, божества утренней зари, с Солнечной Девой, и они были в восторге от возможности увидеть частичку ожившего предания своими глазами.

— А как же! — отвечал Велем. — Князь Аскольд — чем не Овсень?

Утром в День Рожаниц все собрались в святилище спозаранку. Всякий род располагался по старшинству; впереди стояли старухи-большухи, за ними — женщины, матери семейств, потом — незамужние дочери и молодые невестки, а уже за их спинами прятались мужчины — отцы и деды. Каждая из старух держала на вышитом рушнике каравай из новой муки, а прочие женщины принесли в широкогорлых горшках различные злаки: ячмень, пшеницу, рожь, просо, овес, горох, бобы — все, что выращивали в окрестностях. Хлеб теперь был окончательно собран и свезен в овины, пришло время благодарить Мать Землю за дарованный урожай. Во всех девяти очагах горел огонь, жрицы пели славу Жемен-мате.

После освящения жита старухи перешли в одну из обчин, куда Красу ранее не звали. Туда вообще не пускали девушек, а только женщин, имеющих детей. Ибо там помещалась священная хлебная печь и к ней не дозволялось приближаться тем кто еще не доказал свою способность производить на свет новую жизнь. Оставшиеся на площадке девушки повели круг, притопывая и прославляя богинь, а женщины возле печи принялись за работу. Принесенное зерно растирали на ручных каменных мельницах, тут же просеивали муку, ставили опару, чтобы замесить хлеб для вечернего пиршества. Свободные от приготовления священного хлеба женщины уже хлопотали в обчинах, готовя пищу для пира: из открытых дверей и окошек-заволок вылетали клубы дыма от очагов, смешанные с запахом лука, обжаренного на сале, конопляном или льняном масле. Рожаничные трапезы были чем-то вроде ежегодного состязания хозяек, и каждая хотела похвалиться перед соседями и дальними родичами самым обильным и вкусным столом. Варили овсяную кашу с сушеными ягодами, сливками и маслом, пшеничную кашу с орехами и медом, готовили запеченную репу, начиненную кашей с обжаренным луком, творог с луком, вареные яйца с чесноком и сметаной, пекли разнообразные пирожки и лепешки.