Аспазия

Хозяин повел гостей на террасу, у подножия которой расстилалось голубое море и с которой представлялся очаровательный вид. Когда гости насладились видом, он пригласил их опуститься на мягкие подушки и велел подать освежительное питье в серебряных кубках.

Хризилла присутствовала при приеме гостей. Она еще цвела как роза, но ее тело, среди богатой жизни на Хиосе, стало несколько дородным, чем тонкий вкус афинян не мог не быть слегка покороблен. Она походила на гордую, вполне развившуюся розу, но роза есть роскошнейший и благоуханнейший, но не прекраснейший из цветов.

Ион, который был в сущности человек добрый и любивший повеселиться, принял Перикла с непритворным дружелюбием. Он поднял кубок со своим лучшим вином за благоденствие Перикла и Софокла.

Пир удался на славу, было много тостов и шуток. Близился вечер, запад окрасился пурпуром. Гости Иона с восторгом вдыхали в себя освежающий вечерний ветерок, поднимавшийся с моря, и когда хозяин приказал снова наполнить кубки, поверхность серебряных кубков сверкала, как будто окрашенная пурпуром заходящего солнца.

Перикл не позволял никому наполнять своего кубка, кроме приведенного им с собою раба, который исполнял свои обязанности с грацией, привлекавшей внимание Иона, прелестной Хризиллы и остальных гостей, пораженных красотою юноши, который, наливая своему господину, наливал также и Софоклу, что поэту доставляло видимое удовольствие. Взгляды, разгоряченные Дионисом, сверкали ярче и маленький шутливый бог любви пробудил в присутствующих легкую ревность: Перикл находил, что его друг, Софокл, слишком мало уважает тайну прекрасного раба, а последний, со своей стороны, слишком охотно наполняет кубок поэта. Что касается Аспазии, то ей казалось, что взгляд Хризиллы слишком часто встречается со взглядом Перикла и что он слишком долго глядит на подругу Иона. Но скоро все изменилось: вначале Хризилла действительно искала взгляда Перикла из чисто женского тщеславия, желая испытать силу своей прелести над человеком, который некогда был влюблен в нее, но потом она заметила красивого раба, привлекшего на себя взгляды всех и который, как казалось Хризилле, бросал на нее страстные взгляды, и наконец ему удалось окончательно овладеть вниманием подруги Иона в чем ему помог Софокл.

Во время очередного тоста, получив из рук прекрасного раба кубок, поэт сказал:

— Я в первый раз должен пожаловаться, что ты невнимательно исполняешь свои обязанности: в этом вине я вижу соринку…

Юноша, улыбаясь, хотел пальцем снять соринку приставшую к краю.

— Такие вещи нельзя снимать пальцами, надо просто подуть, — сказал Софокл.

Он подвинул рабу кубок держа его таким образом, чтобы почувствовать дыхание и мягкий локон юноши, наклонившегося сдуть пушинку. Приняв кубок, Софокл прикоснулся губами к тому самому месту, до которого дотронулось дыхание розовых губок.

Перикл внимательно наблюдал за происходившим.

— Друг Софокл, — сказал он, — ты так мелочен, что обращаешь внимание на ничтожную пушинку.

— Согласись, что ты ошибался прежде, выставляя меня перед всеми плохим стратегом и тактиком. Однако, успокойся, я достиг того, к чему стремился и обещаю тебе больше не проявлять моих способностей — отвечал Софокл с довольным видом протягивая руку другу, которую тот пожал с веселой улыбкой. Вечерняя заря погасла, но все еще сверкала в наполненных бокалах с хиосским вином.

Странное дело, но красивый раб Перикла стал центром всего собрания: каждый желал, чтобы именно он наполнял его кубок, каждому становилось веселее от его сверкающих глаз, от его шутливых слов. Когда Хризилла попросила передать ей кубок, проворный раб поспешил исполнить это.

Наконец Ион обратился к Периклу с просьбой: не продаст ли он ему своего раба.

— Нет, — возразил Перикл, — я думаю дать ему свободу и хочу сделать это сегодня же, сейчас же. Сегодня он в последний раз надевает это платье, здесь, на ваших глазах я даю ему свободу.

Все присутствовавшие с восторгом выслушали это решение, кубки были наполнены в честь освобождения юноши, но один из веселых гостей Иона, сам Перикл, сделался задумчив.

— Знаешь, — улыбаясь говорила Аспазия, возвращаясь с Периклом от Иона, — ты дал мне свободу с такой торжественностью, которая поразила даже тех, которым было не безызвестно, что это шутка.

— Это была не шутка, — возразил Перикл, — я хочу, чтобы ты никогда более не надевала мужского костюма, чтобы ты никогда более не унижала себя.

— Любопытно узнать, — спросила Аспазия, — как можешь ты запретить унижаться чужестранке, так называемой гетере из Милета?

— Ты это скоро узнаешь, — отвечал Перикл.

На следующее утро афинский полководец возвратился в Самос и отдал флоту приказ готовиться к возвращению в Афины. Этот приказ был принят с восторгом и на другой же день, с веселым пением, победители оставили самосскую гавань, чтобы увидеть родину после одиннадцати месяцев отсутствия.

Первый день путешествия прошел при благоприятном ветре. Для влюбленных это путешествие по морю было блаженством. Они не расставались ни на минуту, любуясь вместе играми дельфинов, сопровождавших корабль.