Аспазия

— Теперь я понимаю, — заметил Перикл, — почему ты всегда такая сдержанная, приходишь в негодование при одном упоминании при дорийцах.

— Да, с того дня я поклялась в вечной ненависти Мегаре и всем дорийцам.

— Человек, спасший тебя, без сомнения, был никто иной как Гиппоникос?

— Да, это был он.

— В Милете ты научилась изысканности ионийской жизни, а в Мегаре познакомилась с грубыми манерами дорийцев, я надеюсь, приехав в Афины, ты чувствуешь себя в счастливой среде?

— Для меня было счастливым то, что по приезде в Афины, я случайно попала в то место, где афинский дух достиг своего наивысшего развития: я говорю о мастерской Фидия.

— И там ты нашла людей, которых не доставало при персидском дворе, людей подвижных, впечатлительных, на которых ты бы могла иметь влияние: там ты встретила горячего Алкаменеса…

— И задумчивого сына Софроника, — прибавила Аспазия, — я старалась дать им то, в чем они нуждались: скульптору я показала, что можно учиться не только у одного Фидия, что же касается Сократа, отчасти мне удалось направить его на истинный путь… Но мне не хватало человека, которому я могла бы отдать не только то или другое, но все мое существо. Наконец-то я нашла его и с этой минуты, еще более приблизилась к очагу, из которого сыпятся искры эллинского ума и жизни.

— Где же этот очаг? — спросил Перикл.

— В сердце супруга потребительницы павлинов, Телезиппы, — засмеялась Аспазия, опуская голову на грудь Перикла. Он поцеловал ее и сказал:

— Многие из этих искр может быть спали бы непробудным сном, в этой груди, если бы к ней не прикасалась твоя прелестная головка, Аспазия.

Так незаметно прошел день для счастливой пары в саду Софокла. Наступали сумерки, между деревьями почти стемнело; послышалось пение соловья. Снова появился Софокл.

Он отвел их в прелестный садовый домик, из которого вышла навстречу, улыбаясь, подруга Софокла, Филания. Перикл и Аспазия были приятно удивлены. Филания была маленькая, прелестно сложенная женщина. У нее были черные глаза и черные, вьющиеся волосы. Аспазия поблагодарила поэта за приятную неожиданность и поцеловала Филанию в лоб. Затем все весело приступили к угощению, в конце которого Софокл прочел своим гостям гимн в честь Эрота.

Очарованная прелестными стихами, Аспазия сейчас же начала подыскивать к ним мелодию, которая как будто сама лилась с ее губ, Филания, охваченная восторгом, присоединилась к ней, сопровождая пение очаровательным танцем.

Кто может описать счастье этих людей!

Они были равны богам!

Когда, наконец, Перикл и Аспазия поздно вечером уходили через сад, чтобы возвратиться домой, розы, казалось, благоухали сильнее, ярче светила луна, соловьи пели на берегу Кефиса громче, чем когда-либо.

Глава VI

С тех пор как было окончено построенное Периклом роскошное здание для состязаний, афиняне не уставали каждый день приходить полюбоваться на него. Но вскоре был закончен и Лицей, в которой точно также стали стекаться толпы народа. Его стены и колонны были уже исписаны различными надписями, в которых заключались похвалы тому или иному мальчику. Поклонники прекрасного, желавшие насладиться видом юношеской красоты, воодушевлявшие своим присутствием юношей, выходивших на состязание в силе и ловкости, зажигавшие их мужество и усердие одобрительными восклицаниями, оставляли их после состязаний.

Многие старики также любили смотреть на соревнование в ловкости и силе. Это зрелище напоминало молодость и до такой степени воодушевляло их, что они не довольствуясь тем, что целыми днями были праздными зрителями, сами оказывались среди юношей и принимали участие в занятиях, или же вызывали своих старых товарищей на состязание на песчаном полу гимназии.

— Послушай, Харизий, — слышалось порой, — как ты думаешь, не побороться ли нам с тобою, как бывало в молодости? Какими геркулесами были мы тогда! Нынешней молодежи далеко до нас! — И друзья, вспоминая юность, боролись по всем правилам, окруженные толпой зрителей.

Но в Лицее занимались не только физическими упражнениями. Самый большой зал, примыкавший к южной стороне перистила и начинавшийся за вторым рядом колонн, предназначался для занятий науками, а три остальные, точно также как и сад, были отданы для общественных собраний. Афиняне встречались здесь с поклонниками, друзьями и учениками знаменитых мужей; здесь можно было разговаривать более спокойно, чем в залах шумной Агоры. В одном из дальних уголков северной залы Лицея на мраморной скамье сидели двое молодых людей, с жаром разговаривая о чем-то. Почти все проходившие мимо, оглядывались пораженные редкою красотою одного из молодых людей, ожидая, что он примет участие в гимнастических упражнениях. Но они ошибались — очаровательный юноша был никто другой, как прелестная подруга Перикла, которая в этот день снова прибегла к помощи переодеванья, чтобы посмотреть на недавно оконченный Лицей.