Минимальное упоминание интерьерных атрибутов поддерживает ощущение открытых пространств. Даже и сам дворец кажется насквозь проницаемым, хотя формально это не так, но создаётся ощущение этой «прозрачности» стен благодаря смыслу происходящих событий. Формальные приличия визитов соблюдены, но дворец Клеопатры в свете сложившихся обстоятельств не является крепостью или надёжным укрытием. Легкие занавеси и этот стол под открытым небом — не только красивый и соответствующий климату способ организации пространства, но ещё и пример интерьера, вписывающегося в логику открытости и прозрачности территории.
Другой пример минимального интерьера мы встретим в комедии Мольера «Дон Жуан или Каменный гость». Здесь упоминается дом доньи Эльвиры, дом Дон Жуана, но только лишь называется, без описаний внутреннего убранства. Стол, за которым сидит Дон Жуан и за которым принимает своего «каменного гостя» — единственный предмет интерьера, попадающий в ситуацию показывания. И это показывание также не сопровождается описанием того, что стоит на столе. В репликах действующих лиц этой пьесы читатель может увидеть глазами Дон Жуана и Сганареля склеп командора:
«Сганарель. Ох, как красиво! Какие красивые статуи! Какой красивый мрамор! Какие красивые колонны! Ох, как красиво! Что вы скажете, сударь?
Дон Жуан. Я ещё не видел, чтобы тщеславие покойника так далеко заходило. Удивительно, что человек, который довольствовался при жизни более или менее скромным жилищем, захотел иметь столь великолепное, когда оно ему ни на что не нужно» [Там же. С.139].
Подробное описание склепа обобщается лишь одним словом «красиво», а вот вообразить себе мрамор и колонны гробницы читатель должен на своё усмотрение, так как другие подробности отсутствуют.
В драме М. Ю. Лермонтова «Маскарад» пространство упоминается в ремарках. Внимание читателя сразу обращено на игральный стол и людей вокруг него, есть небольшие подробности обстановки: «Комната у князя. (Дверь в другую растворена.) (Он в другой спит на диване.) [Лермонтов, 1980. С. 323]. В большинстве случаев интерьер почти не затрагивается и художественные задания перечисленных пьес, обходятся без него. Соответственно визуальность помещений устраняется в пользу других образов: движения тела. Реплики героев поясняют их намерения и мотивы. Разговоры о текущей жизни и планах на будущее, воспоминания о прошлом, страхи и надежды, сомнения и решимость, ужас и сострадание актуализируются в «театре помещения», как это определил Г. Д. Гачев: «действие в помещениях замирает, буффонада — шутка телами, возможная именно в открытом море мирового пространства, — сменяется словесным остроумием сидящих и говорящих людей» [Гачев, 1968. С. 211].
В пьесе М. Горького «На дне» можно говорить о влиянии эпоса на драму, так как ремарки становятся действительно подробными в плане описания обстановки:
«Подвал, похожий на пещеру. Потолок — тяжёлые каменные своды, закопчённые, с обвалившейся штукатуркой. Свет — от зрителя и, сверху вниз, — из квадратного окна с правой стороны. Правый угол занят отгороженной тонкими переборками комнатой Пепла, около двери в эту комнату — нары Бубнова. В левом углу — большая русская печь; в левой, каменной стене — дверь в кухню, где живут Квашня, Барон, Настя. Между печью и дверью у стены — широкая кровать, закрытая грязным ситцевым пологом. Везде по стенам — нары. На переднем плане у левой стены — обрубок дерева с тисками и маленькой наковальней, прикреплёнными к нему, и другой, пониже первого» [Горький, 2017. С105].
Интерьер тоже означает, что одного его обитателя недостаточно: его окружение во многом определяет действие. Собственно, изображение обстановки должно отчасти показать «дно» физически (хотя к этому, конечно, всё не сводится). Описанные в приведённой ремарке подробности пространства не случайно переносят читателя и зрителя в подвал, который определяет положение героев где-то внизу, на нижнем ярусе мира. Тьма словно окружает здесь со всех сторон (закопчённый потолок) сверху вниз пропускается только небольшое количество света. Важно, что свет падает на эту обстановку со стороны зрителя, как бы «освещая» изображённую жизнь благодаря тому, что на неё смотрит читатель и зритель.
Печь и какие-то условные перегородки (например, грязный ситцевый полог), поделённость пространства на зоны, принадлежащие разным героям, делают подвал подобием дома. Весь этот интерьер сразу выражает дистанцию между привычным зрителю и читателю миром и миром героев, если сам читатель не живёт в таком подвале.