Асса и другие произведения этого автора. Книга 1. Начало. То да сё…

Для начала мы сочувственно поговорили с Андроном про драматическую историю с неожиданным призывом младшего брата, потом про барокамеру и вообще про особенности службы на 323 атомном подводном флоте. После чего я перешел уже и к драматической судьбе нашей картины:

— Не могу найти, кто бы озвучил Никиту…

— Я… — сразу сказал Андрон.

Наверное, только тогда я понял, насколько это действительно генетически особая семья. Голоса Андрона нельзя было отличить от голоса Никиты. Другой темперамент, другой склад ума, души, но голос тот же. В «Станционном смотрителе» есть куски, где две фразы говорит Никита, а за ним три — Андрон. Распознать, где чей голос, даже эксперту невозможно. Уходя с озвучания, Андрон посоветовал:

— Я уезжаю за границу. Если с фонограммой что случится или дописать чего-нибудь возникнет необходимость — позови отца. Будет все абсолютно то же самое.

Тем не менее кое-как я все-таки закончил картину, Никитина же команда нанялась к сценаристу Метальникову, который ненадолго тогда решил стать режиссером, в связи с чем все уехали в приморский город Судак работать на фильме с каким-то невероятным сюжетом. Причем Никитина группа уехала туда не просто подхалтурить на жизнь, а прежде всего решив сохранить себя как коллектив, ждущий возвращения вожака. От Никиты приходили письма, потом писать он стал реже, да и мы — отвечать тоже. Через какое-то время в «Комсомольской правде» появилась интригующая информация: мол, старший матрос Тихоокеанского флота Никита Михалков организует переход на собачьих упряжках от Владивостока чуть ли не до Северного полюса. Участвуют такие-то и такие-то военнослужащие плюс корреспондент газеты. Я-то, честно говоря, предполагал, что Никита организует на флоте какую-нибудь самодеятельность, какой-нибудь краснофлотский народный театр (лично я уж точно попытался бы таким путем облегчить свою воинскую участь), но он порешил для себя в корне иначе: в армии нужно служить и уважение к себе завоевывать воинскими делами.

Далее «Комсомолка» день за днем начала печатать невероятные сообщения: мы все, как молодогвардейцы подпольные листовки, передавали их из рук в руки. Каждую неделю появлялся репортаж об очередном участке пути, пройденном командой, группой чукчей и военморов под предводительством старшего матроса Михалкова. К репортажам неизменно прилагалась карта, где пунктирной линией был отмечен пройденный маршрут и жирной точкой место последней стоянки команды. Так дошли они дотуда, куда дойти решили, водрузив там, кажется, знамя СССР и флаг Тихоокеанского флота. А старший матрос Михалков получил правительственную награду и сегодня, хотя уже сколько лет с тех пор прошло, вспоминает свою флотскую службу без ерничества и ухмылок и даже как по-своему счастливейший период жизни. Более того, говорят, когда подрос его сын Степан и, естественно, встал вопрос, не постараться ли «отмазать» его от армии, Никита, напротив, лично определил его в дальневосточный флот, где тот на полную катушку отведал всего того же, что в свое время, отец.

Если мне не изменяет память, именно за тот героический переход помимо наград и грамот Никита получил еще и право съездить в Москву на побывку. Мы встретились. Никиту было не узнать: красавец-краснофлотец с полотна Дейнеки, в бушлате, с двумя рядами сверкающих бронзовых пуговиц, в надраенных до блеска башмаках, в бескозырке, черном слюнявчике и блеклоголубом морском воротнике — ну, просто великолепная картинка времен сталинского соцромантизма.

Большим разнообразием наши вкусы и прежде, как вы верно уже поняли, не отличались, встреча продолжилась в ресторане Дома кино, а после, настучавшись по плечам друг друга, кулаками по столу, нахохотавшись до обморока, мы пошли к выходу, и тут Никита назвал имя девушки, как-то раз или два оказавшейся в нашей старой, времен «Станционного смотрителя», компании.

Случайно, поскольку, по стечению обстоятельств, та девушка была моей соседкой, я знал и дом, и подъезд, где она живет, на только-только начавшем строиться Юго-Западе. Мы с Никитой поехали. В те времена тридцать четвертый троллейбус (денег на такси у нас уже не оставалось) ходил только до конца проспекта Вернадского. Мы вылезли на последней остановке: перед нами простиралось колоссальных размеров поле, засыпанное свежим, несколько дней назад выпавшим снегом. Ночной пейзаж смахивал на полярный. Крутились снежинки. Над головами, в разрывах туч, светили яркие звезды.

— Где? — спросил Никита.

— Вон там, — я показал пальцем через поле и стал объяснять, как нам нужно будет по асфальту пройти в обход.

— Нет, — отвечал Никита. — Напрямую.