Асса и другие произведения этого автора. Книга 3. Слово за Слово

При этом тогда я еще читал какие-то газеты, а в них писали, да, впрочем, и безо всяких газет все видели, как коммунисты срочно перелопачиваются в демократов, как все они, оказывается, люто ненавидели свою коммунистическую партию и КГБ — на глазах происходила стремительная перелицовка неизвестно во что страны, где плохо ли, хорошо ли, но я прожил всю свою жизнь. Вдобавок и все любимые мною в ту пору артисты как-то мгновенно распределились по ролям — и Илюша Иванов, и Саша Баширов. Еще вдруг подумалось: елки-палки, еще же после «Бу-лычова», бог знает когда, мы обещали друг другу с Ульяновым, что обязательно поработаем вместе, а тут — такая для него роль! Мгновенно сошлись все концы с концами, время с безвременьем, звездное небо со мглистой землей, все безо всякой натуги ложилось одно к одному, в копеечку.

Одновременно все более ясным становилось истинное бессмертие советского коммунизма. Господи, что же это за зараза, въедливая гадость, никакой гласностью, никакой перестройкой, никакой правдой о том, скольких жизней он стоил, сколько судеб переломал, его не перешибить. Это как рак или СПИД: лекарства против него нет, а если найдется какой-нибудь безумный препарат вроде Горбачева, то болезнь непременно во что-то переродится, как-то перелицуется, чем-то прикинется и будет по-прежнему калечить человеческие жизни и судьбы. Такова уж неистребимость этой инфернальной силы.

В работе соединились чувство обретенной на «Черной розе» свободы, ощущение примитивной глупости своего американского опыта, ненужности его и губительности для собственной профессии в безумии российской действительности. И еще от всего этого неотделимо было паскудное сознание, что все может в любой момент повернуться вспять, и коммунисты в обнимку с антисемитами и фашистами, с этими придурками, выдающими себя за цвет русского народа, как ни в чем не бывало займут прежние позиции. Все это порождения поистине сатанинские, и по злу, в них заключенному, и по своей способности к мимикрии — замечательно, по-моему, все это воплотил в своем страшном, нелепом и смешном экранном персонаже великолепный русский актер Саша Баширов.

Все это сподвигло меня написать «Дом под звездным небом» с невероятной, повторю, скоростью, легкостью и отсутствием каких бы то ни было сценарных проблем. Съемки пронеслись с той же исключительной быстротой. В отличие от «Черной розы», ни рук, ни ног я себе на этой картине не ломал, в больницы не попадал, никакие трамваи меня не переезжали. Работалось в удовольствие, оттого и сами съемки уже плохо помнятся. Ясность изложенного в сценарии была достаточной для того, чтобы мы как бы лишь четко и чисто выполняли то, что в нем написано.

Для начала я я позвонил Михаилу Александровичу Ульянову, отвез ему сценарий.

— Ну как вам?

Он ответил, что, дойдя до того, как дочку распилили пополам, верхнюю половину поставили на трюмо, нижнюю — на веранду, дальше читать перестал просто потому, что перестал что-либо понимать.

— Этого не может быть, потому что быть никогда не может. Но сниматься я буду, потому что такого никогда не читал…

И еще он добавил фразу, которую я часто слышал от него на «Егоре Булычове» с момента, когда между нами установилось полное доверие, — фразу, которую, по преданию, великий Юрьев говорил молодому Мейерхольду.

— Ну что ж, Мейерхольд! Давай, режиссируй меня!

Мне хорошо была знакома невероятная степень его творческого упрямства и самоедства, отчего я продолжал сидеть у него, пытаясь доказать абсолютную реалистичность происходящего в сценарии.

— Я тебе точно говорю, — продолжал он отбивать мои попытки переубедить себя, — этого быть не может. Я понимаю, у Булгакова. Но там есть образ Сатаны. Хочешь, чтобы тебе поверили, введи натурального Сатану. А вот мы сидим у меня в кабинете, я кричу «Алла»…

Дверь отворилась, заглянула его жена, Алла Петровна Парфаньяк.

— Что, Миша?

— Вот ты можешь себе представить, что нашу Ленку взяли и пополам распилили? А половинки не склеиваются, сами по себе отдельно в комнате живут? Одна у нас в спальне на трельяже, а другая, допустим, в прихожей?

— Типун тебе на язык, но вокруг такое делается, что я представить себе все что угодно могу…

Тут же до меня дошло, что другую актрису на роль жены академика искать не надо, — я тут же пригласил и ее сниматься.

Бессмертный лик Баширова ясен был мне с самого начала. Ясно было и то, что музыку напишет Боря Гребенщиков.

Могу припомнить лишь несколько забавных моментов, заставивших нас отклониться от проложенной в сценарии колеи.

Мы ехали на автомобиле с Сашей Абдуловым, он сидел за рулем, путь был далекий, в Суздаль, где нас уже ждали недавно приехавшие в Россию Ричард Гир и Синди Кроуфорд. Делать было нечего, он спросил про новый сценарий, я стал его во всех подробностях рассказывать — времени было достаточно. Саша — слушатель хороший, он изумлялся, радовался, охал, но, когда я закончил, насупился и надолго замолчал.

— А где роль для меня? — наконец поинтересовался он.

— Саша, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Но ты же видишь, тут тебе, к сожалению, играть нечего…