— Это еще мой отец ковал. Три года бился над лезвием. Зато какое вышло? Столько лет прошло, а мы по нему только наждаками прошлись. Не точили, шлифовали и полировали больше, оно и так острое. Это хорошо, не будет бедолага долго мучиться, к чему это? Раз и без башки, — хвастался один из «палачей». Хотя так их называть было не правильно, скорее инженеры гильотины, которые и нож наточили, и механизм отладили, и кнопку нужную нажмут придет время испытания.
А лезвие впечатляло. Сам нож, по прикидкам Ива весил более 400 килограммов, а вот лезвие из черной бронзы, металл которой был очень дорогим, составляло едва ли одну двадцатую ножа, но выглядело очень страшно. Матовая чернота поверхности казалось впитывала в себя свет, после чего «пережевывала» и отправляла обратно, но уже темным. Отблесков, как таковых не было, лезвие словно светилось изнутри, отбрасывая на стоящих рядом не свет, а тень. Черное бархатное свечение искажало лица дварфов, придавая им выражение, которое бы Ив назвал «безразличием». Ничего личного, простая работа.
Нарви тоже притих при виде гильотины. Если для остальных она была, как экспонат музея, то для него представляла потенциальную угрозу. Скоро ему класть туда свою голову, к которой он уже привык и расставаться не собирался. Оружие из черной бронзы пробивала даже булатные доспехи, но Ив уверял, что натруженная тренировками шея, должна выдержать удар. А вдруг не выдержит? Эх, как бы не струсить.
Нарви шел свободно — без связанных за спиной рук. Слово Волхва вязало крепче любых веревок. Дварфы косились на отцеубийцу уже не так злобно, как было бы, не будь рядом Ива и двух Богинь. Скорее, это были взгляды любопытства на собрата, которого скоро не станет. Несмотря на поступок Нарви и его требование Суда Топора, все продолжали верить словам Делга — их короля. Разве может король — помазанник божий — обманывать своих дварфов? Такое только сумасшедшему в голову придет.
Нарви уже подошел к гильотине, а короля все не было. До Часа Топаза оставалось минут пятнадцать, и собравшиеся озирались по сторонам в ожидании появления Делга. Некоторые уже начали роптать, когда камень одного из тоннелей размерами с витрину магазина в огромной пещере, отошел в сторону и на площадь вышел король и его свита. Все в нарядных одеждах, при регалиях, и, как сказала Валька: «Гламурненько, чуть ли не в стразах». Пафосно, но бессмысленно.
Толпа же взревела, при виде венценосца. Полились отдельные выкрики приветствия, которые затем объединились в хор. Дварфы скандировали вместе с ударами сердца: «Делг! Делг! Делг!». При каждом слове женщины выкидывали правую руку вверх, как гитлеровцы в приветствие фюрера, а сильная половина дварфов била рукой себя в грудь, заставляя сердце биться чаще, поэтому возгласы нарастали не только по мощности звука, но и частоте выкриков. Гул прерывался только ритмом, бьющих в грудь кулаков.
Король поднял руку, и толпа резко замолчала, будто кто-то выключил звук. Но не он обратился к толпе, а его глашатый.
Такого дварфа еще поискать нужно, и вряд ли найдешь. Все представители чуди белоглазой были коренастыми, поджарыми и походили на гриб-боровик. Этот же напоминал опенок на тонкой ножке. Высокий по меркам дварфов, худой. Он казался жердью, но голос имел мощный:
— Настало время Суда Топора! — понеслось над толпой. — Условия испытания передано нам самими Богами, поэтому никто не вправе вмешиваться в поединок. Ни словом, ни оружием, ни магией. Виновный будет казнен! У сторон есть что сказать, перед тем, как начнется испытание?
Последний вопрос был риторическим. Никто не ожидал, что будет ответ, но Ив поднял руку, на что глашатай растерялся на мгновение, но собрался и сказал:
— Говори, Волхв.
— Я хочу сделать ставку.
— Так иди к лавкам, там ее примут, — засмеялся король, но Ив проигнорировал подначку и продолжил. — В случае победы моего бойца, я хочу получить в качестве компенсации от дварфов земляную кошку, которую вы пленили.
— А, что ставишь? — вновь вместо глашатая спросил Делг. Вел он себя развязано, мягко говоря, недипломатично. — Есть что поставить? Золото нам твое не интересно, оружие тоже.
— Одна из Богинь — Агидель, обязуется в случае поражения служить дварфам три года. Достойная ставка, король?
Собравшиеся, услышав о пари и его ставках, захлопали в ладоши, одобряя поставленное на кон Ивом. Делг сглотнул слюну, ничего не ответил, только кивнул головой. Слово снова взял глашатай, он объяснил правила состязания, которые и так знал каждый. После чего передал полномочия судье в багряной мантии.
Луч сумрачного солнца закончил путь по полу залы и теперь заполз на стену, в то самое место, где в нее был вмонтировал огромный голубой топаз. Он налился сиянием, отбрасывая голубой свет на лица толпы, отчего они стали походить на покойников, которые Ив виде в кино в своем мире. А сияние, как бы говорило, время пришло.