Ассасины

Я поднялся на борт самолета, которым предстояло лететь домой. Опустился в кресло, и тут на меня навалилась смертельная усталость. И тогда я погрузился в состояние между сном и бодрствованием, и единственное, что не дало мне безропотно погрузиться в глухую тьму полного забвения, туда, где поджидали призраки, так это лица.

Я был окружен лицами людей, из прошлого и настоящего. Лица со снимка, спрятанного в барабане, чудесным образом ожили. А вот лицо человека, державшего фотоаппарат, оставалось в тени... по-прежнему было тайной. Я увидел Рихтера и подумал: интересно, кто теперь будет его партнером внутри Церкви, кто защитит его интересы теперь, когда Инделикато умер? Я увидел Лебека, он сидел у себя в галерее в Александрии, и лицо его окаменело от ужаса, а ужас был вызван моим появлением и тем, что я ему сказал. С Вэл у него получилось примерно то же самое... Потом я увидел красивую монахиню, наставившую меня на путь истинный, увидел, как мы с ней обедаем в ресторане. И, конечно, красавицу Габриэль, с которой мы уже никогда больше не увидимся. Лица обступали со всех сторон... вот мелькнул племянник Торричелли, хлыщ и пустозвон. Показался Патерностер со своим невероятным носом, бродяги, готовившие обед на костре под дождем на площади Контрескарп... Брат Лео, скалистые берега, затянутые туманом, и волны, от которых содрогалась земля, и моя душа снова умирала от страха... Арти Данн со своей историей о мемуарах Д'Амбрицци. Арти Данн, возникший тогда в Ирландии, словно джинн из бутылки... Сестра Элизабет, рыдающая в комнате Вэл дождливым парижским вечером... Авиньон, Эрих Кесслер, Саммерхейс и его коротышка-телохранитель, они то возникали, то пропадали, как миражи... Вот Хорстман настиг меня в маленькой церквушке, смеется над моим игрушечным револьвером, велит убираться домой... Элизабет открывает мне душу в Авиньоне, и мой гнев и ненависть к Церкви портят и искажают все, все, что было так дорого. А потом Рим...

Мы летели все дальше на запад, и за стеклами иллюминаторов сгущалась тьма. Кончился бесконечно яркий солнечный день. Я перекусил, выпил пару рюмок и просто не мог больше противостоять искушению. Провалился в глубокий темный сон.

И, конечно, там меня ждала она. Все то же самое действо, третий акт старой драмы.

И мама в роли призрака все та же, ничуть не изменилась.

По-прежнему зовет меня, оживляет в памяти все, что я пытался вычеркнуть. Снова говорит о несчастном отце Говерно...

Ты сделал это!... Это был ты! Ты, ты, ты сделал это...

И указывает пальцем на меня.

Она абсолютно уверена в своей правоте.

Часть шестая

1 Дрискил

Фонари из тыкв, ведьмы на метлах, бесчисленные гоблины в масках Никсона — все это исчезло, и на смену им явились пузатые и веселые Санта-Клаусы, снеговики, олени с красными носами. Университетский городок был завален снегом, хрустящим и сверкающим, дул сильный ветер, большие ворота на Нассау-стрит побелели от инея. Необычно ранняя и суровая выдалась в этом году зима. На улице скользко, ледяной ветер безжалостно задувает в рукава, отовсюду несутся рождественские гимны. Радостно брякают колокольчики при входе в магазины, в нарядно украшенных витринах разложены подарки. Рождество, самый семейный праздник, и если позволяет судьба, каждая семья должна собраться вместе и устроить себе веселье.

Я оставил «Мерседес» во дворе и прошел в дом. Он был пуст. По состоянию дороги было ясно, что к нему никто не подъезжал вот уже несколько дней. И дом доказывал это: холодно, неуютно, пусто. Я бесцельно побродил по комнатам, удивляясь, что же происходит. Никаких записок. Отец оставил следы своего пребывания. Стало быть, после больницы он какое-то время жил дома. Я позвонил Маргарет Кордер в офис на Манхэттене, сказал ей, что нахожусь дома и не могу найти отца.

— Но, Бен, вы должны были нас предупредить! Он в охотничьем домике, в Адирондаксе. И если откровенно, — раздраженно добавила она, — с ним чертовски непросто, Бен. Порой просто невыносимо. Последние несколько дней там у него жила сиделка, а вчера звонит мне вся в слезах. Он просто вышвырнул ее из дома, и все. Самым грубым и бесцеремонным образом. Просто не знаю, что с ним делать.

— А как он туда добирался, Маргарет? И потом, можно ли его оставлять одного?

— Вы смеетесь? Он считает, что в полном порядке, но на самом деле это, конечно, не так. Однако попробуйте сказать ему, что делать и как себя вести. Тут же начинает бесноваться. Его отвез туда этот ваш друг, священник по прозвищу Персик. Отвез и оставался несколько дней, но ведь у него работа... — Она умолкла перевести дух.

— Думаю, что навещу нашего старика, Маргарет. Мне не нравится, что он там совсем один. Завтра же поеду.

— Хорошо, но только осторожней. Завтра обещали буран. Идет к нам из Чикаго, там уже выпало добрых два фута снега. А когда вы вернулись, Бен? И что там было?

— Ах, Маргарет, всего не расскажешь! В Нью-Йорк прилетел только вчера.

— Что ж, добро пожаловать домой. Надеюсь, все хорошо, все остались довольны?