Assassin's Creed. Одиссея

Брасид стоял, уперев ногу в выбеленный солнцем южный парапет Амфиполиса. Жаркий ветер ерошил молодому военачальнику волосы. Он смотрел на пожухлую траву. Вдоль северной стены извивалась река Стримон, а к югу, на расстоянии полета стрелы, высился холм. Еще вчерашним утром это был просто тихий, живописный холм. Чуть дальше на юг, там, где Стримон впадал в Эгейское море, располагалась небольшая гавань Эион, находившаяся в руках афинян. Вчера туда причалили корабли Клеона, и с того времени холм густо покрылся отборными афинскими гоплитами, из зеленого став серебристо-бело-голубым. Их были многие тысячи. Вместе с ними приплыли закованные в железные доспехи конники и многочисленные союзники Афин. Они неумолчно горланили оскорбительные песни, высмеивая поражение спартанцев на Сфактерии.

– Их слишком много, – посетовал Клеарид, заместитель Брасида.

Боковым зрением Брасид видел тех, кто находился внутри стен Амфиполиса. Его армия, с которой он брал и удерживал этот важный северный город. У ворот, будто статуи, застыли полторы сотни спартанцев. А остальные? В северной кампании илоты показали себя с лучшей стороны. Упорно оборонялись, храбро атаковали. Но их противники значительно уступали отборным афинским отрядам. Вместо шлемов на головах илотов по-прежнему были шапки из собачьей кожи, а вместо красных спартанских плащей – потрепанные коричневые. Брасид повернулся на север и не увидел за рекой ничего, кроме жаркого марева. Но где-то там находились свирепые фракийцы. Горе Элладе, если этот рыжий мерзавец одержит победу и откроет фракийцам путь в греческие земли. Помимо невидимой угрозы существовала и вполне зримая, что стояла сейчас на холме рядом с Клеоном. Зверь в человеческом обличье, едва не убивший его на Сфактерии.

Деймос. Непобедимое зло.

– Что нам делать? – допытывался Клеарид. – Зерна у нас в обрез, и Клеон об этом знает.

– А что мы можем сделать? – вопросом на вопрос ответил Брасид. – Нам выпадает редкий случай, когда афиняне отваживаются сразиться с нами на поле битвы, однако нам даже некем их встретить. Каждого илота в наших рядах я ценю наравне со спартанцами… но если их выпустить на равнину против отборных афинских солдат, илотов перебьют всех до одного. Нам остается лишь ждать и молиться богине Тихее, чтобы повернула удачу в нашу пользу.

Клеарид спустился вниз – ободрить воинов. Брасид продолжал смотреть на мощную армию, заполонившую холм и окрестности, и испытывал очень странное и совсем неспартанское чувство.

Страх.

Солнце жгло Клеону затылок. От долгого сидения в седле у него онемели ягодицы. Но он не собирался спешиваться. Не хотел оказаться на одном уровне с окружающим его сбродом. На одном уровне с Деймосом. Тот стоял неподалеку, на вершине холма. «Я в тебе не нуждаюсь, пес», – думал Клеон. Пока плыли сюда, солдаты приветственными криками встречали каждый выход Деймоса из каюты. В гавани Эиона они распевали песни о его подвигах на Сфактерии, но, когда он проходил мимо, едва ли не все сжимались. «Страх и уважение, великолепная смесь», – с неприязнью думал Клеон. Кулак, которым он потрясал в бессильной злобе, был спрятан под плащом. «Что ж, Деймос, когда начнется сражение, быть может, ты и обретешь величайшую славу». Клеон улыбнулся. Его пальцы снова сжались, но уже не в кулак, а вокруг верхнего конца лука. «Сражаться, как герой… и погибнуть в одной из стычек».

Раздумья Клеона прервал взрыв хохота, потрясшего холм. Позади его дисциплинированных воинов расположились гоплиты из Коркиры. Отложив копья и щиты, они жевали хлеб, запивая водой. Двое развлекали соплеменников. Один ходил вокруг другого и высоким пронзительным голосом восклицал:

– Посмотри на меня! Ну посмотри же на меня!

Последовал новый взрыв хохота. Горло Клеона сжали невидимые пальцы позора. «Пьеса… эта проклятая пьеса!» Сегодня утром гавани Эиона достигли вести о происходящем в Афинах. Клеон слышал перешептывания, видел раскрасневшиеся от смеха лица воинов. Заметив своего правителя, они торопливо отворачивались. Прибывший гонец подтвердил: воспользовавшись его отсутствием, осиротевшие Перикловы крысы повылезали из своих нор и представили афинянам пьесу, полную клеветы на Клеона… Утихшая ненависть вспыхнула вновь. «Погодите, – со злобой думал Клеон. – У меня в Афинах остались могущественные друзья. Я им сообщу, и они…» Поток мыслей оборвался, когда Клеон вспомнил последнее собрание культистов. Их осталось всего двое: он и еще кто-то. Остальные мертвы. «Когда я вернусь, то повешу этих крыс за ноги на городских стенах. Вороны будут выклевывать им глаза».

Здешние лицедеи вошли в раж. Жгучий гнев наполнял грудь Клеона, но правитель Афин решил, что не станет наказывать этих шутов на глазах у всей армии. Гоплиты привыкли к наказаниям, однако незачем будоражить их зрелищем ужасной смерти, которую он придумал для насмешников. Клеон вспомнил о своих собаках, оставленных в гавани. Пусть угостятся мясом из распоротых животов лицедеев, а те пусть это видят в последние мгновения жизни.

И снова размышления Клеона были прерваны.