Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни

Отец отвернулся. Я смотрел на его выпяченный подбородок. Впервые в жизни я мысленно упрекал отца за поведение, причины которого не были связаны со мной. Он оцарапал мне щеку, давая выход своей злости. Это противоречило его собственным наставлениям.

– Я не злюсь, – сказал он после долгого молчания. – Я разочарован. Вы раскрыли наше местонахождение, поставив нас под удар.

– Ты всерьез так думаешь? – спросил я, вторя словам Айи. Моя вчерашняя злость на нее исчезала, зато гнев на отца становился лишь крепче. – Неужели ты и впрямь считаешь, что кто-то до сих пор за нами охотится? Может, уже и ордена никакого нет? Если они считают нас опасными противниками, почему же тогда не отправили для нашей поимки целый отряд? А вдруг их настоящей целью был Хемон?

Отец сердито посмотрел на меня. Моя словесная атака продолжалась. Вместо своей привычной горячности я действовал спокойно и последовательно. Кажется, я кое-что перенял от Айи.

– А тебе не приходило в голову, что с гибелью Хемона нас перестали считать угрозой? Человек, атаковавший нас возле храма Хнума, вполне мог соврать своим хозяевам и сказать, что убил нас. Ему ведь главное – получить награду. Какие у тебя основания считать его добросовестным и неутомимым исполнителем? Отец, ты держишься за одну вероятность, а их может быть тысячи. За все годы убийца ни разу не попытался на нас напасть. Мы вообще его больше не видели. Сомневаюсь, что его охота продолжается до сих пор.

– Он очень хитер, – сказал отец, разговаривая не столько со мной, сколько сам с собой.

Глубоким дыханием Сабу гасил гнев и наконец-то слушал меня.

– И очень опытен.

Отцовское лицо помрачнело, словно на него упала тень. Тогда я не придал этому значения и лишь потом осознал истинный смысл увиденного.

– Однако наш противник больше ни разу не появлялся, – гнул я свою линию.

– Он терпелив.

Мы тоже. Иначе как еще назвать наше многолетнее добровольное изгнание?

– Отец, нам тоже пора возвращаться в Сиву.

Я был сосредоточен и решителен. Я знал: правда на моей стороне.

Отец замер, погрузившись в глубокие раздумья.

– Твое обучение еще не завершено.

Эта фраза утратила былое значение и произносилась по привычке. Во всяком случае, так мне казалось. Но у меня было убеждение, заимствованное у Хенсы и Айи. Оно помогало спокойнее относиться к подобным отцовским заявлениям. Всегда можно научиться чему-то новому. Поэтому мое обучение никогда не кончится.

– Его можно завершить в Сиве, – невозмутимо возразил я. – Когда я снова буду рядом с Айей.

– Негоже, чтобы те, кого ты берешься защищать, видели огрехи в твоем обучении.

– Тогда продолжим обучение втайне.

Я не понимал отцовского упрямства. Если долгие годы даже я не знал, что мой отец – меджай, жителям Сивы это тем более было неизвестно. Мы легко могли объяснить, что я продолжаю обучаться, чтобы занять должность мекети.

– Сива столько лет остается беззащитной, – высказал я еще одну тревогу, не дававшую мне покоя. – Все эти годы мать живет совсем одна. Представляю, как она беспокоится за нас.

– Без тебя знаю! – отрезал отец, но в его голосе не было огня. – Что бы ты мне ни говорил, в Сиву ты вернешься только полноценным меджаем.

Это возражение тоже не имело прежней силы. Привычные слова о моей неготовности, отцовское упрямство, и не более того. Я вдруг увидел отца намного яснее, чем прежде, и вдруг понял правоту слов Хенсы. Отец любил меня. Любил по-настоящему, хотя проявлял свои чувства на редкость жестоким образом. И по матери он невыносимо скучал, даже если за все годы ни разу вслух о ней не вспомнил.

И еще Сабу очень боялся всего, что может случиться со мной, когда я надену плащ меджая. В чем-то Айя была права: отец удерживал меня, одновременно удерживая и себя.

– Так в чем дело, отец? Объяви меня полноценным меджаем.

Отец посмотрел мне в глаза. Искренне, позволив увидеть больше, чем раньше. Он выглядел постаревшим и уставшим, но я заметил и другое: гордость за меня.

– Сын мой, ты близок к этому. Невероятно близок. Я вижу, как много Айя значит для тебя. Я был упрям. Я скучаю по твоей ма…

Он прервал себя на полуслове, печально встряхнув головой.

– Давай упражняться. Я хочу увидеть и оценить твою подготовленность. Быть может, тогда обсудим и возвращение домой.

Я упражнялся под утренним солнцем, продолжая размышлять. Что сейчас двигало моим усердием? Желание стать меджаем или желание поскорее увидеть Айю? А может, то и другое сразу? И так ли уж несовместимы эти желания, как думалось отцу? Я пока и сам не был уверен, но чувствовал, что однажды смогу их уравновесить.

Еще никогда я не упражнялся с таким усердием, как в это утро.

54

Айя гордилась своей наблюдательностью, однако сейчас ее голова была забита другим. Потому вначале она не проявила достаточного внимания к людям, встретившимся ей у водопоя.