Ассегай

Полученных за продажу патентов денег хватило ненадолго. Я экономила, как только могла, но медицинское обслуживание стоило дорого. Врачи, лекарства… мне и в голову не приходило, что это требует таких средств. А теплая одежда, газ, продукты… У Керли из-за плохого кровообращения постоянно мерзли ноги, а на уголь просто не хватало средств. Зимой он часто болел. Ему удалось получить работу на фабрике, а потом, через несколько месяцев, его уволили из-за частых неявок. Устроиться где-то еще не получалось. Денег не было, а счета все время росли.

Мне как раз исполнилось шестнадцать, когда у Керли случился приступ. Я побежала за врачом. Мы задолжали доктору Симмонсу больше двадцати фунтов, но он никогда не отказывал нам в помощи. Войдя в комнату, мы увидели, что Керли застрелился из старого дробовика. Я много раз пыталась продать ружье, чтобы купить хлеба, а Керли упорно не желал с ним расставаться. Только тогда, стоя у забрызганной кровью и кусочками мозга стены, я поняла, почему он так упрямился. Потом его унесли, а я долго оттирала пятно на полу.

Леон чувствовал, как содрогается Ева в беззвучных рыданиях. Слова утешения не приходили, и он лишь обнял ее крепче и поцеловал в макушку.

— Ну хватит, хватит. Довольно об этом. Не надо так себя мучить.

— Нет, Баджер. Слишком долго все копилось. Слишком долго я все держала в себе. Теперь наконец-то мне есть кому открыться. Я чувствую облегчение, как будто моя кровь очищается от яда. — Она отстранилась и, заглянув в его глаза, увидела боль. — Ох, прости, я такая эгоистка. Даже не подумала, каково тебе это выслушивать. Все, умолкаю.

— Нет. Если тебе от этого легче, продолжай. Нам обоим тяжело, но только так я могу лучше узнать и понять тебя.

— Ты — моя опора.

— Я слушаю.

— Потерпи еще немного. В общем, я осталась одна и почти совсем без денег — они ушли на похороны. Не зная, к кому обратиться, я работала на фабрике, где платили по два шиллинга в день. У Керли был друг, с которым они играли в шахматы. Его жена предложила мне пожить у них. Я отдавала им все, что зарабатывала, помогала присматривать за детьми.

Однажды меня навестила незнакомая женщина, очень элегантная и красивая. Сказала, что была детской подругой моей матери, а потом жизнь развела их. Объяснила, что лишь недавно узнала о постигшем меня несчастье и теперь хочет помочь мне в память о давней дружбе. Она сразу мне понравилась, так что я без колебаний отправилась с ней.

Звали ее миссис Райан, и в Лондоне у нее был очень красивый дом. Она дала мне одежду, выделила комнату. Ко мне стал приходить учитель. Сама миссис Райан дважды в неделю обучала меня этикету. Кроме того, я занималась танцами, музыкой и верховой ездой. У меня даже была своя лошадка, Гиперион. Удивляло только, что миссис Райан уделяла особое внимание немецкому и была в этом вопросе очень требовательна. Преподаватели занимались со мной шесть раз в неделю, по два часа в день. Я читала немецкие газеты и обсуждала их с моими наставниками. Читала труды по истории Германии от времен Римской империи до настоящего времени. Штудировала книги Себастьяна Бранта, Иоганна фон Гете и Ницше. Через год я вполне могла сойти за немку.

Миссис Райан относилась ко мне по-матерински и, как оказалось, много знала о нашей семье. Она часто рассказывала такое, о чем я и не догадывалась. Например, о том, как обманули Керли, о графе фон Мирбахе. О нем мы говорили особенно часто. Миссис Райан считала, что именно он виновен в смерти моего отца. Ни разу еще не увидев графа фон Мирбаха, я уже прониклась ненавистью к нему, и миссис Райан поддерживала это чувство, как поддерживают огонь, не давая пламени ослабнуть и постоянно подбрасывая свежие веточки. Я знала, что она занимает какой-то ответственный пост в правительстве, но долгое время не понимала, чем именно она занимается. Мы много говорили о том, как нам повезло родиться в такой цивилизованной стране, быть подданными благородного монарха и гражданами самой могущественной империи. Миссис Райан внушала мне, что служение королю и отечеству — почетный долг и великая честь. Что каждый обязан готовиться к возможным испытаниям, что патриотизм требует от нас жертв.

Ее слова запали мне в душу. Я работала все усерднее и усерднее. С мужчинами мне встречаться не позволялось, за исключением прислуги и преподавателей, и я долго не сознавала своей красоты, не представляла, что некоторые считают меня неотразимой.

Она вдруг остановилась и, словно спохватившись, покачала головой:

— Извини, Баджер. Это так нескромно с моей стороны.

— Но это правда, — возразил он. — Ты невероятно красива. Пожалуйста, продолжай.

— Красота и уродство — игра случая. Разница между ними только в том, что красота со временем увядает и становится еще одной формой уродства. Я не придаю своей красоте никакого значения, но другие видят только ее. Красота была одной из трех причин, почему выбор пал именно на меня. Вторая причина — моя сообразительность.

— А третья?

— Я претерпела несправедливость и жаждала мести.

— У меня от твоих слов просто мурашки бегут по коже.